– Итак. Программа. И что тебя не устраивает, мой сахарный.
– А то, что ты в пятнадцатый раз завернул эту долбаную Программу и отправил на доработку. Тысяча двести сорок семь листов убористого шрифта. Две тысячи пятьсот поправок. Четырнадцать редакций. Триста семьдесят восемь часов совещаний и заседаний. Ты пять раз менял главного куратора Программы. Ты уволил директора отдела стратегического планирования, а нового через неделю довел до инсульта…
Верно, Кит проделал все это и гораздо больше, а теперь собирался размозжить многоуважаемому лорду Торнтону голову. Рука его вкрадчивыми шажками потянулась к массивному малахитовому пресс-папье, но замерла на полпути. Все же порой Ричард был поразительно неплохим первым исполнительным вице-президентом. Да и тридцать лет дружбы обязывали.
– Мой сахарный, меньше слов, больше дела.
– Растолкуй, что тебе опять не понравилось, – прорычал Торнтон.
– Неужто прямо сейчас?
– Именно, – прорычал Торнтон, – а то я тебе врежу! Не шучу, врежу!
Кит выдвинул ящик письменного стола, извлек толстенный фолиант Программы и грохнул на стол.
– Сам посмотри. Финальный этап модернизации и реорганизации. Мы не укладываемся в два года. Только в четыре. А должны в два. А не в четыре. Вот.
Голубые глаза Ричарда стали делаться большими и круглыми, как блюдечки, полные до краев снятого молока.
– Кристофер, милый мой мальчик, это невозможно. Предложения наших специалистов…
– Предложения, скажем так, удовлетворительные.
– Удовлетворительные?! Черт возьми, лучшие специалисты…
– Именно. Удовлетворительные. Для отвлеченных математических абстракций. А мне нужны четкие, деловые и конкретные предложения. И, что немаловажно, экономически эффективные.
– Цифры…
– Вижу. Прекрасные цифры, сложенные аккуратными столбиками, но все равно экономически неэффективные. На самом деле тебе ведь это тоже абсолютно понятно.
– Какого дьявола? Что ты вообще понимаешь под эффективностью? – спросил Ричард, искренне потрясенный.
Кит понимал под эффективностью вещь в высшей степени простую, незатейливую и незамысловатую: стопроцентный коэффициент полезного действия при нулевых затратах. Да, разумеется, такое счастье недостижимо, но вот возвышенный идеал, к которому надо стремиться.
– Послушать тебя, так нам следует взять и заменить всех наших рабочих и служащих машинами, – съязвил Торнтон.
– Вот язвишь ты напрасно, клоун ты. Я не сторонник крайностей, но заменить людей безотказными, бессловесными машинами – извечная мечта самых прогрессивных умов человечества, разве нет?
Торнтон был так ошеломлен, что не нашелся, что ответить. Кит постучал кулаком по столу.
– Эффективность! Наш девиз – эффективность! Мы должны быть эффективными, а также бодрыми и позитивными, сплотиться в едином трудовом порыве, и тогда, я уверен, для нас не останется невозможного. Не так ли, Ричард? Приму твое молчание за знак согласия. И еще. Раз уж здесь никто ни до чего не в состоянии додуматься самостоятельно, я сам все написал и подсчитал.
– Эээ… можно взглянуть?
– Да Бога ради.
Ричард забрал папку, куда Кит любовно поместил свою собственную версию Программы, и погрузился в чтение. Поначалу он сердито сопел и вздыхал, ерошил золотисто-рыжие волосы и с выражением крайнего скептицизма теребил мочку уха, где красовался бриллиант в три карата. По мере чтения он становился все тише и тише, и Кит покосился на него через стол, чтобы проверить, не уснул ли друг сердечный за столь скучным чтением.
– Иисусе Сладчайший! – воскликнул Ричард, захлопнув папку. – Это… прекрасно! Твою мать!
Кит и сам знал, что прекрасно. Он всегда и все делал прекрасно. Как же он устал. Невыносимо.