– Пупсик, – прощебетала она, – сколько раз я тебе говорила, что ненавижу, когда ты пьешь свое мерзкое, вонючее пиво, дышишь им и потеешь им же?

– Да. Ты говорила. Миллион раз говорила. Где наш ребенок.

– Не волнуйся, Макс в детской, с няней, спит, как сурок. Тереза? Да что с тобой? Подожди секунду, я сейчас.

Виктория быстро метнулась в ванную, принесла оттуда смоченное ледяной водой полотенце, присела рядом с Терри, положила ей на лоб и скомандовала:

– Успокойся. Дыши глубоко и ровно. Вдыхай и выдыхай. Небольшой приступ паники, ничего страшного, мы сумеем это пережить.

– Я так испугалась, когда они все сюда приехали. Я подумала, что-то случилось с твоим братом, – прошептала Терри одними губами.

Виктория нежно погладила ее по золотистым волосам.

– Глупенькая курица, ну, что с ним может случиться?

– М-много в-всякого, – прошептала Терри, ужасаясь.

– Вот, пожалуйста. У Терезы типичный невроз, – мигом поставила ей диагноз Виктория и, необычайно восхищаясь своей проницательностью, поглядела на супруга, но тот оказался настроен скептически.

– Нет. Никакой это не невроз, а обычная типичная любовь, циничная ты дамочка.

– А я где-то слышала, что любовь это и есть невроз. Особенная разновидность невроза, – туманно припомнила Виктория.

Невзирая на свое подавленное и угнетенное состояние, Терри не сумела не заметить, что Гордон голоден, как, наверное, и обожаемый муж. Она попробовала встать, но не сумела. Сердце еще частило и пропускало удары, в горле стоял удушливый ком, а перед глазами плыла зловещая красноватая дымка. Виктория заметила ее слабые трепыхания.

– Что такое, Терри?

– Надо бы распорядиться насчет ужина, мальчики наверняка голодные.

Виктория фыркнула.

– Мужчины! Им бы только что-нибудь сожрать. Вечно они тащат в рот всякую гадость. Это у них, я знаю, сосательный рефлекс.

– Курительный, выпивательный, морду-набивательный рефлекс, – не сдержался Гордон.

– Неотесанная дубина, – приязненно сказала Виктория мужу.

– Зато ты прямо невозможно красивая…

– Сама знаю. Я красивая, а ты – дурак. Тоже мне, новости! Ладно, пойду, поищу какой-нибудь еды, а ты присмотри за Терезой и ее неврозом. Вдруг куда-нибудь убежит.

Кит вернулся минут через десять и застал жену в целости и сохранности. Как и ее невроз, к сожалению. Он подсел к жене и крепко обнял. Терри крепко прижалась к нему и свернулась калачиком у него на груди.

– Убрались сволочи эти? – спросил Гордон мрачно.

– Да.

– Мне очень жаль.

– Да.

– Если я могу что-нибудь сделать, просто скажи, я…

– Нет, нет.

Гордон помолчал.

– Я недавно его видел. Твоего отца, я имею в виду.

– Что? Когда?

– Неделю назад твой старик заезжал ко мне в контору.

Кит потянулся за портсигаром.

– Ты не говорил.

– О чем было говорить-то? Я и сейчас бы не сказал, если бы не все это. Заехал и заехал. Если честно, я так и не понял, что ему нужно было. Я вообще мало что понял из нашей с ним беседы. Папаша твой знай, все твердил про Мрак, Гибель, Красную Смерть. Старикан сидел у меня в кабинете и нес эту ахинею несколько часов кряду. У меня кровь стыла в жилах от его бредней, а главное, мне до зарезу надо было ехать на важные слушания. Но не мог же я его оттуда взять и вышвырнуть…

– Понимаю, – сказал Кит, чиркая спичкой и закуривая, – ты бы его вышвырнул, а он бы потом тебя тоже куда-нибудь зашвырнул.

– Нет, дело не в этом, ей-Богу! Он же твой отец. Старик был сильно выпивши и не в своей тарелке. Вот только когда он ушел… не поверишь, я потом целую ночь спать не мог, лежал и в потолок пялился, – ну, настолько это все было жутко.

Кит, как никто другой, знал, что Гордон отнюдь не преувеличивает. Последние месяцы отец столь самозабвенно пил, что постоянно пребывал в состоянии маниакально-депрессивного психоза. Его непредсказуемо швыряло из эйфории в дикое бешенство. Он был полубезумен, жалок, страшен и неопрятен. Просто находиться с ним рядом было пыткой. А пытаться поддерживать связную беседу – вдвойне.