– Но… почему Тереза ничего не сказала мне? – провыл Кит, будто орда баньши.

– Тереза тебе наверняка сказала, милый, но тебе что ни скажешь, – что я говорю, что твоя курица, и иногда папа или Ричард, или кто-нибудь другой, – ты всем говоришь в ответ, что тебе нужно на работу, и ты будешь очень поздно, и поговоришь со всеми обо всем завтра… и так ты говоришь каждый день.

Наступил коллапс, столь полный и безоговорочный, что Гордон, который до сих пор вполуха рассеянно прислушивался к их беседе, отложил в сторону газету и окинул Кита критическим взором.

– Что еще за сопляк? Никак, опять твой бывший ухажер? Сколько можно их выпроваживать отсюда. Этот выглядит покрепче прочих, но неужели он думает, я и его по стенке не размажу?

– Нет, нет. Познакомься. Мой старший брат. Никита.

Гордон сложил губы трубочкой и язвительно поцокал языком.

– Брат? Тогда другое дело, только что-то брат плоховато выглядит, ай-ай-ай.

– Наглая скотина, – не остался в долгу Кит, – запудрила мозги молоденькой, глупенькой девчонке. Я бы на его месте сквозь землю провалился от стыда. И на твоем месте тоже, Виктория. О чем ты думала? Ты хоть представляешь, какой фурор ты произвела в обществе своим мезальянсом? Ты посмотри на эту рожу. Вылитый мерзавец Лотарио.

Гордон польщенно улыбнулся. Кит все не мог успокоиться.

– До чего паскудная, наглая, лживая физиономия…

– Вот ты так напрасно, милый, – тоненьким голоском сказала Виктория, – мой муж – честный человек с твердыми моральными принципами. Раз мы… в общем, после всего он просто обязан был на мне жениться. И женился. Вот если бы не женился, тогда, конечно, ты должен был прийти и убить его, но ведь женился? Успокойся, милый. Лучше присядь, выпей чашечку кофе.

– Кофе? – повторил Кит, плавно переходя с воя на зловещий змеиный шип. – Хорошо, ты меня уговорила. Я выпью кофе. Только прикончу этого хмыря.

– Эй, полегче на поворотах, приятель. Ты пришел поздравить нас с законным перед Богом и людьми бракосочетанием или как? – встрял Гордон.

Кит, наконец, посмотрел прямо на зятя и заморозил взглядом.

– Я тебе не приятель, ты…

Гордон, хоть и с огромным трудом, но разморозился обратно.

– Ах, прощу прощения. Вы, аристократия, публика вся из себя эдакая чопорная и благовоспитанная. Только раз ты такой благовоспитанный, чего для начала не постучался. Мало ли чем мы могли здесь заниматься с твоей сестрой в наш медовый месяц! Уж выбивать дверь плечом было точно необязательно. Мне ведь платить придется за этот кавардак.

Кит неожиданно ощутил к новоиспеченному родственнику слабый проблеск интереса.

– Так-так. И на какой помойке, зайка, ты откопала этого бесчестного хмыря с его аморальными принципами?

– Вовсе не на помойке, а на благотворительном приеме в столичной Мэрии. Я была там… и Гордон тоже там был… а потом он подошел ко мне… и дальше я ничего не помню, – тоненьким голоском поведала старшему брату Виктория.

– То есть как это – ничего не помню? Провалы в памяти?

– Да. В общем… я забыла, как это называется… когда в памяти провалы.

– Ясно. Вы, любезнейший, надо полагать, тоже ни хрена не помните, – изысканно любезно обратился Кит к зятю.

– Отчего же. Я не маразматик какой. Амнезией не страдаю. Отлично помню… звезды, фейерверки, соловьиные трели, – ответствовал Гордон, с любопытством разглядывая старшего брата нареченной.

– Трели?

– Да, но не простые, а соловьиные. Соловьи – это такие певчие птахи, что вьются, и щебечут, и издают такие трели, что в ушах звенит и головокружение начинается. Ох. Что твой брат делает?

– Собирается тебя бить, – просветила мужа Виктория, наблюдая, как Кит, готовясь к битве, с замкнутым, сосредоточенным лицом аккуратно снимает пиджак, галстук и наручные часы.