– Ах, сидите, сидите! – замахал руками дядечка, увидев, что некоторые ученики нехотя отрываются от стульев, чтоб поприветствовать его.

– Мое почтение, уважаемая Нина Павловна! – толстячок поклонился учительнице, которая, кажется, видела его первый раз в жизни. – Мое почтение, благородные господа! – и поклонился классу.

Ученики недоуменно переглядывались, кто-то хихикнул.

– Друзья! – продолжил толстяк. – К всеобщему прискорбью Марина Викторовна не может больше учить вас музыке… Что с ней случилось, вы спрашиваете? Насколько я знаю, она уехала жить в другой город… Но так как без музыки вам никак нельзя, я попробую продолжить ваше образование. Иначе говоря, я – ваш новый учитель пения. Меня зовут Цезарь Тигранович Шляпсон.

Услышав такое странное имя, дети засмеялись. Но толстяк совсем не обиделся.

– Сообщу вам по очень большому секрету, многоуважаемые детишки, – сказал он, не переставая улыбаться, – что с веселой фамилией и живется веселее. Но сейчас я пришел не столько посмешить вас, сколько пригласить на следующий урок в музыкальный кабинет. Так что хорошенько попрыгайте на переменке и приходите ко мне заниматься музыкой.

Шляпсон в последний раз поклонился, послал аудитории воздушный поцелуй и скрылся за дверью. Сразу же после его ухода раздался звонок с урока.

Визит нового учителя вызвал среди учеников второго «Б» некоторое волнение. Дети стали обсуждать необычные манеры и странное имя нового учителя.

– Эх! Сейчас повеселимся! – крикнул Волков и в предвкушении удовольствия взъерошил волосы Медведеву.

– Я тебе повеселюсь! – погрозила пальцем Волкову Нина Павловна, классная руководительница. – Ну-ка, все послушайте! После перемены строимся парами и на цыпочках идем в кабинет пения. И учтите, если повторится безобразие, которое вы творили у Марины Викторовны, вы у меня спляшете танец маленьких лебедей! Это я вам обещаю!

Нина Павловна умела нагнать страху на ребятню самыми безобидными словами и почти не повышая голоса. Учительница она была опытная. Ей давно подошел срок на пенсию, но она туда не хотела, потому что с детьми как-то привычнее, хоть они с каждым годом все труднее и труднее.

Глава 4. Маэстро дает первый урок

– Еще раз здравствуйте, маленькие ценители музыки, – сказал Шляпсон, когда ребята расселись за столы. – Расскажите мне, чем вы занимались на прошлых уроках.

– Мы обезъяничали и издевались над Мариной Викторовной, – горестно вздохнув, поведал Горбушкин.

Класс засмеялся.

– Об этом я уже наслышан, – ответил Шляпсон. – Я имею в виду, какие произведения вы разбирали, какие песни исполняли?

– Да глупости всякие! – выкрикнул с последней парты Медведев. – Про Лизочка. Мой Лизочек так уж мал, так уж мал! Белиберда какая-то!

– Вот именно! – подтвердила Подоконникова.

– Неужели белиберда? – изумился Цезарь Тигранович.

– Полный отстой, – заключил Волков, глядя в потолок.

– Это что же, все так считают или только отдельные представители мира музыки?

– Все! – выкрикнули сразу несколько учеников, и класс недовольно загудел, словно песенка про Лизочка – самая главная несправедливость на земле.

С лица Шляпсона вдруг сошла улыбка.

– Да-а-а… Мне очень жаль, что вы так и не разобрались в этой печальной и красивой истории. Но ничего, прекрасные сеньоры и сеньориты, я расскажу, как все было на самом деле. Жил да был один добрый человек. У него была дочка. Звали ее, как сами понимаете, Лиза. А матери у ребенка не было. Она умерла. И от этого человек еще сильнее любил свою девочку. По соседству жила колдунья, разумеется, злая. Она мечтала, чтобы отец девочки женился на ней. Он был мужчина красивый и материально обеспеченный. Без жилищных проблем, некурящий. Но жениться не хотел, боялся, что Лизе будет плохо с мачехой. Колдунья целыми днями колдовала, чтобы влюбить в себя этого доброго человека, но у него ничего не получалось: отцовская любовь была сильнее колдовства. И когда ведьма поняла, что околдовать Лизиного папу – дохлый номер, она решила отомстить. Взяла и уменьшила Лизу, сделала из нее что-то вроде Дюймовочки. Отец, естественно, дочь свою любить не перестал, заботился, как только мог, и всё такое… И вот он один раз выполнял какую-то работу по дому, то ли пол подметал, то ли посуду мыл (жены ведь у него не было) и в полголоса стал напевать…