Старый доктор Карадур размотал веревку и уложил ее кольцом в центре помоста. Из ранца он извлек складную латунную подставку и пристроил рядом с веревкой. Затем из ранца появилась бронзовая чаша, которую Карадур водрузил на подставку. Оттуда же был извлечен подсумок с множеством отделений; доктор достал из него разные порошки и ссыпал их в чашу. После этого он убрал подсумок, вынул кремень с огнивом и высек над чашей искры.

Взметнулся зеленый огонь, и взвился клуб дыма, ветерок тут же отнес его в сторону. Над чашей заплясали разноцветные язычки пламени и закурился дымок. Первосвященник Зеватаса с кислой миной наблюдал за происходящим.

Карадур затянул нескончаемую молитву-заклинание; о чем там шла речь, никто сказать не мог – заклинание было мальванское. Он молился так долго, что некоторые из присутствующих стали проявлять нетерпение. Конечно, им не хотелось, чтобы церемония закончилась слишком быстро, ведь она была самым ярким событием года. С другой стороны, они пришли сюда не для того, чтобы выслушивать невразумительные завывания старого тощего колдуна и наблюдать, как он стучит лбом о помост.

Наконец Карадур встал и обнял Джориана, который горой возвышался над ним. Огонь в бронзовой чаше полыхнул и выбросил большой клуб дыма, отчего стоящие на помосте закашлялись и принялись тереть глаза. Никто из них не разглядел, как Карадур, обхватив могучий торс короля, сунул в его связанные за спиной руки маленький нож.

– Как твоя храбрость, сынок? – прошептал колдун.

– Улетучивается с каждым вздохом. Правду сказать, сам не свой со страху.

– Держись, мой мальчик! Дерзость – твое единственное спасение.

Тут оркестр заиграл гимн в честь Зеватаса. Насупленный первосвященник, который производил неизгладимое впечатление своей пурпурной рясой, первым запел гимн и, отбивая такт ритуальным жезлом, увлек за собой толпу.

Пропев гимн, первосвященник склонил голову и вознес молитву, чтобы при выборе нового короля жребий пал на достойнейшего. Он просил богов о снисхождении к Ксилару, он просил, чтобы, карая грешников, боги заодно не навредили добропорядочным гражданам, которых в Ксиларе куда больше. Он молился так же долго, как Карадур. Глава культа верховного божества не мог допустить, чтобы его обскакал какой-то заморский колдун.

Наконец первосвященник умолк. Верховный судья зачитал вердикт, из которого следовало, что в соответствии с древними обычаями Ксилара царствование Джориана подошло к концу и он добровольно отдает свою голову как предмет, необходимый для выбора нового короля. В заключение судья Граллон широким жестом указал на плаху, давая понять, что Джориану пришло время положить на нее голову,

– Вашему величеству завязать глаза? – предложил он.

– Нет уж, – направляясь к плахе, ответил Джориан, – я встречу судьбу с открытыми глазами, как встречал врагов Ксилара.

– Один момент, ваша честь, – гнусавя на мальванский манер, вмешался Карадур. – Я должен… м…м… мне было позволено произнести последнее заклинание, которое поможет душе короля Джориана отлететь в иной мир, не опасаясь нового земного воплощения.

– Ну что ж, заклинайте, – разрешил верховный судья.

Карадур достал из ранца маленький бронзовый колокольчик:

– Руби по звонку!

Он всыпал в чашу новую порцию порошков, там что-то вспыхнуло и забулькало.

– На колени, царственный сын мой, – произнес Карадур. – Не страшись.

Толпа в нетерпении подалась вперед. Отцы повыше подняли детей.

Джориан бросил на старого мальванца нерешительный взгляд. Затем опустился перед плахой на колени и положил на нее голову. Горло пришлось как раз на специальную узкую перемычку, а королевский подбородок удобно улегся в выемку, выдолбленную на западной стороне плахи. Скосив глаза, Джориан старался не упустить из виду Утара-мясника. Утар нагнулся и отбросил с шеи короля длинные черные волосы.