Охотнику пришлось вспомнить, с кем он имеет дело и набраться терпения – он вздохнул и сказал уже вполне спокойно:

– Тимша, я немного злюсь потому, что ты меняешь наши планы из-за незнакомого углежога.

– Я меняю планы?! Да ты все забыл – вот почему я про действие яда говорю. Вчера на этом самом месте мы договорились: едем к знахарке на Черные болота. А уже потом – в Дювон.

– Я все помню. Но то – вчера, а сегодня я совершенно здоров! – воскликнул Синигир, – ни на какие болота мы не едем, тем более в компании незнакомца.

– Мало ли, что ты говоришь: здоров. А я замечаю: не совсем. Со стороны, знаешь ли, виднее. Нам нужно к знахарке, ведь даже если ты чувствуешь себя хорошо, это ничего не значит. Потом, я обещал Муру повозку. А еще на Черные болота я, может, больше никогда не попаду. Так что собирайся, а то Мур наверняка уже беспокоится. Нехорошо заставлять человека ждать.

С этими словами Тимша отправился прочь.

Синигир обреченно поднял глаза к верху и произнес громко:

– Силы небесные! За что мне это?!

Хозяин и обе женщины обернулись на охотника. Тот помахал им, широко улыбнулся и попросил принести свои вещи, что были постираны и сушились у печи.

Углежог ожидал попутчиков у загруженной повозки. Тимша принялся пристраивать седло на свою пеструю лошадку, искоса поглядывая на высокую фигуру в длинном черном плаще. Мур обратил лицо к западу и смотрел вдаль, о чем-то задумавшись.

Между тем на крыльце появился Синигир, бодрый, красивый, имеющий до того здоровый вид, что Мур при его появлении с сомнением глянул в сторону Тимши, но тот не обратил на охотника никакого внимания. Синигир молча вскочил на гарцующего жеребца, тоже посмотрел на Мура. Но углежог уже успел отвернуться; он продолжал стоять и созерцать бескрайний горизонт, раскинувшийся серо-голубой лентой на севере Бурой пустоши.

– Ну что, в путь? – Тимша уселся, наконец, на лошадку и нетерпеливо похлопал ее по толстому боку.

Мур легко вспрыгнул на повозку, в которую запряг своего огромного вороного коня.

Хозяин с семьей проводили путников до ворот, дочь и жена крикнули вслед Синигиру, чтобы он заезжал на обратном пути, и через несколько минут путники выехали на дорогу.

Синигир опять пожалел, но теперь уже вслух, что приходится ехать по бесцветной однообразной местности.

В начале пути кое-где еще попадался скромный вереск, чахлый куст или одинокое деревце, но по мере продвижения на север пейзаж становился все более унылым и навевал тоску. Не слышались песни птиц, шелест листьев, жужжание пчел – звуков, услаждавших слух в Синем лесу. Тишина и пустота.

Правда, на настроение Тимши печальный ландшафт не повлиял. Юный зверолов, совершенно избавившийся от непонятных и даже печальных впечатлений сна, оглядывался по сторонам и восхищенно охал. Синигир, наконец, не выдержал и решил узнать, что именно производит на Тимшу такое впечатление: охотник ничего, кроме серо-бурых кочек не замечал. Но Синигир не успел задать вопрос: его опередил Мур.

– Что хорошего ты находишь в этих пустынных просторах, зверолов Тимша? – спросил он.

Своеобразный голос углежога прозвучал слишком громко в тишине пустоши.

Зверолов улыбнулся:

– Здесь все не похоже на Синий лес!

– Так ведь это и не Синий лес, – заметил Мур.

– Да уж, – согласился Тимша, – тут так пусто, все далеко видно!

Синигир оглянулся по сторонам: пред ним лежала холмистая тусклая пустыня, и справа, и слева, и далеко впереди светлое небо смыкалось с серой землей, – действительно, всю местность можно рассмотреть до самого горизонта.

– Что это там? – указывая вдаль, спросил вдруг Тимша, – какие-то пещеры в земле?