Глава четвертая
в которой хозяин бегает, Синигир завтракает, злится, не доверяет новому знакомому, Тимша
восхищается, Мур рассказывает, а охотник
и зверолов оказываются в мрачном месте
– Просыпайся! Пора! – раздался звонкий голос, звучавший словно внутри головы охотника.
Синигир открыл глаза – оказывается, Тимша кричал ему прямо в ухо.
– Уф! – произнес зверолов с облегчением, – наконец проснулся! То ты со своими разговорами никак не уляжешься, а то тебя не добудишься.
В сером свете раннего утра Синигир различил: его спутник одет, а на лавке лежат холщовая торба и фляжка, приготовленные в дорогу.
– Вставай, я жду тебя внизу. Попрошу хозяина кое-какие припасы дать нам в дорогу.
С этими словами Тимша исчез за дверью.
Синигиру ничего ни оставалось, как встать и спуститься в залу харчевни, где совсем не оказалось ни одного посетителя.
Тимша удивился, когда Синигир, отозвал хозяина, распорядился о чем-то и скрылся за какой-то боковой дверью.
– Хозяин, а собери-ка нам в дорогу еды: хлеб и немного овощей, – попросил зверолов дородного и усатого хозяина, хлопотавшего у очага.
– Уже собираю, – отозвался тот, – только господин охотник велел положить печеных овощей, птицу, да еще кой-чего. Я предупредил: овощи в здешних краях недешевы. А господин охотник все одно велел готовить, да еще потребовал испечь пшеничных лепешек, и на завтрак подать сыр и молоко.
Хозяин умчался в кладовую, на ходу прикрикнув:
– Жена! Подложи углей в печь! Вода в бочке должна быть горячей!
Прибежала жена, полная и румяная, принялась ворочать кочергой в огромной печи. Толстяк – хозяин тем временем притащил пару огромных глиняных горшков, зажав их под мышками, и ложкой с длинной ручкой стал накладывать мед и наливать молоко, крича при этом:
– Жена! Постели скатерть и дай, как их, тьфу… салфетки! Дочка! Тащи-ка чашки из шкафа!
Жена, бросив кочергу, полетела, грозя смести все на своем пути, выполнять новый приказ. Печка пылала, дочь за дверью гремела посудой, явно не глиняной, сам хозяин, размахивая ножом и напевая, резал сыр, а удивление Тимши уже давно переросло в изумление и все продолжало расти! Юноша наблюдал за происходящим, утратив на время свою любознательность: он даже забыл спросить, куда же делся сам виновник суматохи, что он делает в комнате за маленькой дверкой.
Стол, за которым сидел Тимша, очень скоро накрыли скатертью, на нее поставлены чашки, не такие маленькие и красивые, как у Синигира дома, но и не такие грубые, как те кружки, какие украшали стол вчера.
Хозяин, жена и дочь по очереди носили тарелки с едой и расставляли перед звероловом.
– Мы все это не съедим, – робко запротестовал Тимша, обретя, наконец, дар речи.
– Ну да, скажите тоже! Когда господин Синигир в прошлый раз останавливался у нас, он…
– Отец! Нести рыбу? – закричала тонким голосом дочка из-за печки.
Хозяин взмахнул полотенцем и скрылся.
– Как?! Еще и рыбу? – всплеснул руками зверолов.
Его, конечно, никто не услышал – беготня продолжалась.
Тут распахнулась маленькая дверца, и Синигир, в черных кожаных штанах и белоснежной рубахе с широкими рукавами, в клубах пара, словно в облаке тумана, появился на пороге. Застегивая рубаху, он весело помахал хозяину, который принялся усердно кланяться.
– Ну, зверолов, позавтракаем и в путь? – присев за стол и с аппетитом принимаясь за еду, спросил охотник у пораженного юноши.
Выглядел Синигир абсолютно здоровым, уплетал лепешки с медом, весело потряхивая мокрыми длинными золотыми кудрями.
– Спасибо тебе, зверолов, – говорил он, осушив чашку с молоком и тут же наполняя ее снова, – ты за одну ночь поставил меня на ноги. Хоть, признаюсь, твой отвар – порядочная гадость.