Так текли мысли охотника, пока он, наконец, не погрузился в дрему – мысли окончательно спутались, потом сон сморил его, и Синигир провалился в темноту, где бегала по лесной тропинке и почему-то шипела на него гика, а он (стыдно признаться) прятался от ядовитой полосатой белки. Однако после гика сидела у него на плече, как ни в чем не бывало. Неожиданно гика исчезла, и появилась женщина – тут Синигиру стало страшно, хоть он всегда гордился своей смелостью. Женщина, окутанная облаком черных волос, словно сотканная из синего тумана, плыла к нему по воздуху. «Синигир! – звала она мелодичным голосом. Охотник силился что-то ответить, судорожно хватал воздух пересохшим ртом, хрипел и, наконец, распахнул глаза. Увидев склонившуюся над собой фигуру, Синигир молниеносным движением руки выхватил нож. Фигура отпрянула и воскликнула:

– Это я – Тимша. Ты так метался, что я решил тебя разбудить. Не маши ножом, благодарный больной.

Синигир опустил оружие, всматриваясь в очертания человека, говорящего голосом зверолова. Зыбкое пламя свечки осветило лицо: большие черные глаза, вздернутый нос, непослушные вихры…

– Тимша… – пробормотал Синигир облегченно, – как ты меня напугал!

– Что?! – поразился Тимша, – напугал? Тебя?

Он взял со стола кружку, понюхал содержимое, скривился, поставил, взял другую и протянул Синигиру:

– На-ка, глотни воды.

Пока охотник жадно пил, проливая воду на белоснежную рубаху, Тимша, качая головой, рассуждал:

– Надо же – испугался. Вот что яд гики делает – охотник стал бояться.

– Да, – вытирая губы, уже придя в себя, поспешил согласиться Синигир, который чувствовал себя крайне неловко, показав слабость перед бывшим соперником, – это действие яда. Мне в бредовом мареве приснилась витара (о том, что снилась и пугала его гика, Синигир предпочел не упоминать), она звала меня по имени.

– Витара?! – Тимша даже присвистнул.

– Слушай – забудь, – укладываясь на каменную лежанку, пробормотал Синигир.

– Но ведь они существовали только в сказках, – словно не заметив слов охотника, проговорил зверолов.

Синигир молчал, уставившись в потолок, ругая себя за откровенность. Что стоило сказать, например, не «витара», а… да вообще ничего не говорить.

Но было поздно: Тимша, усевшись на свою лежанку, уютно устроился, подвернув ноги, принялся размышлять вслух:

– Я мало что помню из детства, но рассказ мамы о витаре из Синего леса запал мне в душу.

– Все витары давно исчезли. И в Синем лесу никакая витара не обитала. Все это выдумки, – сурово объявил Синигир.

– Ты говоришь «исчезли». Значит: когда-то все-таки жили? Ведь, согласись: исчезнуть может лишь то, что было.

Не дождавшись ответа, Тимша спросил:

– А интересно, как они колдовали?

– Кто? – обреченно пробормотал Синигир, переворачиваясь на спину и морщась от уколов соломы, которой были набиты матрац и подушка.

– Яд еще действует, – заметил тихонько, как бы про себя, Тимша.

– Почему это? – Синигир приподнялся на локте, – со мной все в порядке.

– Ты не помнишь, о чем мы говорили только что, а говорили мы о витарах.

– Говорил ты, – вздохнул Синигир, – я вообще не собираюсь обсуждать всякие глупости.

– Ты сам сказал «витара», – невинно пробормотал зверолов.

– Я просто поведал о своем сне.

– Ты заявил, что в Синем лесу витары никогда не жили. А где же тогда?

– Я ничего не говорил! – Синигир даже кулаком стукнул по стене от досады на себя.

– Ты поосторожней с рукой, – посоветовал Тимша невозмутимо, – не утруждай ее, а то рана заболит.

Синигир глухо застонал в ответ, но руку осторожно вытянул вдоль тела.

Зверолов помолчал минуту, а потом заговорил вновь: