Палланта, который и так с трудом переносил плаванье, стошнило прямо на палубу – он не успел даже добежать до фальшборта. Пайтор держался лучше, но тоже был бледен и сидел сейчас рядом с товарищем, беспомощно припав спиной к обшивке корабля.

– С мессирами оно всегда так, – полусочувственно, полунасмешливо проговорил капитан, видя страдания обоих магов. – Особенно когда в первый раз. Тут вроде как граница между доброй магией и чёрной. Посидите немного, ваши превосходительства, обычно это довольно быстро проходит. Скоро приноровитесь.

Однако «скоро» это пришло лишь на другой день. Организм магов, похоже, адаптировался наконец к чуждому возмущению, как со временем люди перестают замечать даже самые мерзкие запахи. Ещё через несколько дней пути тот же Пайтор и вовсе вернул былое состояние здоровья и духа. Он вновь ел с аппетитом, нормально спал и вновь мог сосредоточиться на чтении. Да и Паллант снова страдал больше от привычных уже резей в животе, чем от непривычных ощущений, вызванных чуждой аурой Эллора.

Впрочем, впереди были ещё недели пути. Хвала богам, океан был достаточно спокоен в это время года, и штормы не тревожили одинокое судно, пробирающееся на запад. Наоборот – гораздо больше тревог принёс обитателям корабля внезапный штиль, в который они попали дней через десять-двенадцать после пересечения Великого Барьера.

Больше суток шхуна не двигалась с места, а паруса бессильно висели, словно дряблые высохшие груди старухи. Каждый день такой задержки мог стать роковым – вода и провизия понемногу заканчивались, и если штиль продлится несколько дней, это может вызвать серьёзные проблемы. Все на корабле стали более нервными. Каждый то и дело невольно поднимал глаза, в надежде увидеть набухающие ветром паруса, но всё было напрасно.

Пайтор, опёршись на фальшборт, меланхолично глядел на океанскую поверхность. Небольшие волны даже в отсутствие ветра продолжали бежать куда-то, и отсюда создавалась иллюзия движения корабля, которая то и дело обманывала готового обмануться юношу. Но всякий раз, обернувшись, он видел всё тот же обвисший, помертвевший такелаж.

Он с трудом уснул в эту ночь уже под утро, обуреваемый предчувствиями. Он переживал, что в случае затянувшегося штиля неизбежно наступит нехватка воды, и что работяги, томящиеся в трюме и получающие самый маленький паёк, чего доброго, могут взбунтоваться. Казалось бы, магам нечего опасаться черни, но это было не так. И Пайтор, и Паллант имели слишком мало практического опыта, так что были мало на что способны в реальной заварухе. Да, любой из них мог запустить огнешар или что-то в этом роде, но все их действия, скорее всего, будут малоэффективны.

Наутро Пайтор проснулся, надеясь услыхать привычное хлопанье рвущихся на свободу парусов, ощутить мелкую дрожь судна, пробирающегося сквозь волны. Но ничего этого не было. На море по-прежнему царил мёртвый штиль.

Капитан пытался успокаивать и команду, и пассажиров. Действительно, в это время года и в этих местах штили были явлением довольно непривычным, а потому он заверял, что долго это не продлится. Пайтор изо всех сил старался поверить этим уверенным интонациям старого морского волка, но всё же не мог полностью избавиться от тревоги.

Хвала богам, когда солнце уже перевалило зенит, ветер всё же проснулся. Сперва он был робким, и лишь слабо и неуверенно касался парусов, будто неопытный любовник. Но постепенно он осмелел, запуская свои струи в складки парусины и наполняя их. Вздрогнув, словно от сладостной истомы, шхуна медленно двинулась вперёд. Пайтору, стоящему на корме, захотелось кричать от радости, вновь видя небольшие пенные буруны, расходящиеся от корабля.