На следующий день приехали «москвичи», как их называл Анвар, дочь с сыном десяти лет, который уже закончил третий класс. Его отец довольно успешно занимается бизнесом, но каждый год он отправляет жену с ребенком на месяц в деревню, к бабушке и дедушке. Мальчику здесь нравится, поэтому он сразу стал вспоминать, что делал прошлым летом, спрашивать про соседских ребят, с которыми он играл. В аул Каранай мы поехали на «Жигулях», водителем оказался мужчина по имени Юнир – один из многочисленных знакомых Анвара, по кличке «Буре», он оказался моим ровестником и хорошо помнил меня, а я его основательно забыл. Проезжая деревни, и глядя, на знакомые с детства места, я невольно думал о тех давних временах пугачевского восстания, в котором башкиры принимали самое активное участие. «Каранай Муратов выезжал из этих мест со своими джигитами, поднимал народ, собирал сотни и шел к Пугачеву под Оренбург, интересно, о чем он думал, ведь для такого поступка нужна сильная мотивация. Я думал о Каранае Муратове, как о личности, кто он – лихой батыр, герой, как Салават Юлаев, или бывалый опытный воин, который заранее знает, на что идет, возможно, будет разбит и казнен, но все равно повел людей за собой?» – я вздохнул, эта тема давно занимала мои мысли. Аул стоит на берегу небольшой речки Кушкаин, в нее впадает другая речушка Карабуляк, по их берегам заросли тала и высокие тополя. Здесь, у самой речки, на окраине аула находится дом ветерана войны Сынтимера Янбаева. «Он прожил здесь всю жизнь, дом построили, когда женился и родились дети, тогда наш отец помог ему со строительным лесом и досками, а ставили его всем миром» – вспомнил я. Подъехав к дому, мы вышли из машины, Анвар хлопнул дверцей, которая плохо закрывалась, на звук вышел из дома сам хозяин – Сынтимер. Выглядел он постаревшим: почти весь седой, но волосы, как и в молодости, еще росли буйно, небольшой с горбинкой нос и крепкий подбородок, покрытый жесткой суточной щетиной, дополнял его облик.

– Урал, хорошо, что ты приехал, а то неизвестно, сколько еще проживу, – он обнял меня и я почувствовал его маленькое и худое стариковское тело. Он был рад неожиданной встрече с родственниками и все расспрашивал меня о жизни в Казахстане. День клонился к вечеру, жара спадала, легкий ветерок обдувал прохладой, мы сидели на веранде за столом с нехитрыми закусками и говорили о житейских делах: о детях и внуках, о том, как сильно изменилась жизнь.

Жена Сынтимера, Галия, умерла несколько лет назад, сейчас за ним присматривает пожилая женщина по имени Нина, его гражданская жена, которая неслышно ходила из дома на веранду, готовила чай. – Нас, участников войны в районе осталось совсем мало, многие болеют, сдает здоровье у фронтовиков. После дня Победы приезжали из района, поставили новый забор, глава администрации обещал квартиру в Стерлитамаке или Стерлибашеве, однако, что будет сделано – неизвестно, обещают не первый год, – сетовал ветеран. Домой мы выехали поздно, красное солнце катилось к краю неба, отсвечивая золотисто-красным цветом небольшие облака на горизонте. Глядя на этот закат, я снова вспомнил Караная Муратова и мысленно представил себе, как он, около двухсот сорока лет назад, впереди на коне, вел своих джигитов на войну и смотрел на эти красные закаты. «Безвестные герои моего народа, что у вас было на душе, какие чувства вы испытывали, о чем мечтали?» Тут я вспомнил Владимира Высоцкого: «А в конце дороги той – плаха с топорами».

Через день за мной приехал из Мелеуза на своей новой машине Марат, муж сестры Земфиры, и забрал меня с собой. Он работящий и очень легкий на подъем человек, с покладистым характером, дорогу по маршруту Уфа, Чесноковка, Стерлитамак, Мелеуз и Стерлибашево знает буквально наизусть. Много лет проработал на крайнем Севере, иначе не смог бы заработать на квартиру и машину. Когда наши родители были живы, они с Земфирой очень часто приезжали в Стерлибашево, ухаживали за стариками, помогали по хозяйству, а затем и похоронили.