АКАВОВ ЗАБИТ НАСИРОВИЧ профессор, доктор филологических наук.


Откровенно скажу: не без внутреннего волнения пишу эти строки. Тому есть веские причины, и исход их – во мне.

Оглядываясь в прошлое, в пережитое за более полувека сознательной жизни, нахожу, что оно капитально, то есть главным образом, связано было с единственным желанием и стремлением познать и передать читателям тайну изреченного моими героически и страдальчески почившими в одновременно золотом и трагическим прошлом знаменитыми предками-соотечественниками-земляками (мулла Муса Акав ал-Яхсави, Очар Хаджи, Дели Осман, Батыр Умалат, Юсуп-кадий Аксаевский (Клычев), Хасайбек Уцмиев, Магомед-эфенди Османов, Джантемир Османов, Манай Алибеков, Нухай, Зайналабит, Абдулгамид и Абдулазим Батырмурзаевы, Багавдин Астемиров и Алимпаша Салаватов, Абдулвагаб Сулейманов и Алевдин Сатыбалов, Абдулла Магомедов и Абдулла Баширов, Абдулвагаб-Хаджи Дыдымов и Темирсолтан-кадий, Гамид Рустамов и Шарип Альбериев и многие, многие другие) боговдохновенного слова, осмыслением их духовности, её смысла в разных – исторических, социальных, философских, художественно-литературных, культурологических, психологических, этнических, этнологических и т. п. – семантических и стилистических положениях.

А вот что составляет упомянутое выше мое «внутреннее волнение» – это отсутствие в моих исследованиях должного, даже, к глубокому сожалению, какого-либо внимания к ценнейшему пласту в культуре и культурно-исторической памяти своей малой родины, – религиозно-философская проблематика, а отсюда и самостоятельная и актуальная в условиях культурной и духовной деградации современной техногенно-потребительской цивилизации тема – напоминание молодому поколению о священных объектах и священнослужителях, вызывающих особое – бережное и благоговейное – отношение со стороны местного населения. Да, непростительный исследовательский пробел, хотя, как и весь народ, безмолвно, безмятежно их почитал и почитаю.

Вместе с этим хочу выразить свою искреннюю благодарность Багаутдину Аджаматову, побудившему, «заставившему» меня, пока только взяться за «перо», чтобы высказать несколько слов о задуманном и, кстати, великолепно им же реализуемом проекте научно-популярного описания и, таким образом, возрождения духовности, в частности опираясь на деятельность известного не только в среде яхсайцев, не только известного в памяти народов Северного Кавказа, а широко известного и почитаемого на всем аравийском Востоке шейха Башира из Яхсая и его последователей.

Есть благодарная память и любовь народная, которая представляет собой, как и их зияраты, доподлинно историческую реальность и константу, постоянную духовную, нравственную и этноментальную величину в культурном пространстве Яхсая и яхсайцев.

Мой современный Яхсай окружают (как будто сторожат и охраняют) четыре кладбища – вместе с зияратами сакральные, то есть священные территории, под которыми, как известно, понимается сознательно выделяемая часть культурного ландшафта этноса, играющая важную роль в формировании и функционировании его традиционного мировоззрения; в процессах этнической самоидентификации; в культурном, демографическом и социально-экономическом воспроизводстве.

Но у Яхсая есть никем ещё не отмеченный, но при упоминании которого, наверное, заставит содрогнуться даже окаменевщие сердца, сакральный объект – скособочившиеся сваи разрушенного моста через Яхсай-сув («орус кёпюр»). Эти сваи, каждый из которых почти в десять человеческий обхват, – представьте! – сооружены из надмогильных памятников наших – яхсайцев – предков, похороненных в Старом Яхсай-шахаре (где сейчас расположено село Тухчар Новолакского района), но – к великому горю! – не оплаканных… Их бессмертные души, наверное, витают над нами, по-видимому, вглядываются в нас в – неужели тщетном?! – ожидании покаяния за наши атеистические кощунства, грехи; в надежде, что у нас пробудится сознание, чтобы всем народом – выходцами из Старого Яхсая – будет прочитана молитва за их упокой и безмолвные стенания…