Слышит его вопль: «Это комиссарский приспешник, своей старательной работой укреплял власть большевиков!» Другой голос перебивает Кудыкина: «Врёшь, сучара, давно метишь на место Константина Ивановича. Ума-то нет, так доносы на него строчишь». Константин Иванович узнает мастера Филатова, которого весной вытаскивал из ледяного пруда. «Боже, защитник ещё нашёлся», –  тяжело подумал Константин Иванович. А капитан останавливает конвоиров. Обращается к Исааку: «Что скажете, комиссар Перельман? Вы много зла принесли России. Сделайте хоть одно доброе дело». «Да, –  угрюмо говорит Перельман, –  нам необходимы грамотные специалисты. И чтобы заставить их работать на нас, приходилось применять насилие. И Григорьев – один из тех». «Нам тоже нужны грамотные специалисты, –  с какой-то двусмысленной ухмылкой говорит капитан, –  верните Григорьева в подвал, –  приказывает он подпоручику, –  потом разберёмся».

За Григорьевым захлопывается дверь подвала.

«У этого подпоручика красные всю семью расстреляли. В Ярославль забрали и там расстреляли. Он из нашего села. Я его ещё гимназистом помню», –  слышит Константин Иванович вдруг чей-то шепот. Оглядывается. Батюшки светы, это же Николай Семёнович Петрушкин, учитель приходской школы, где прежде Катя учительствовала.

«Вот уж встреча негаданная, –  обнимает знакомца Константин Иванович, –  но я не помню этого мальчишку-подпоручика. А Вы-то за что здесь?»

«За что, за что. Если б было за что, давно бы отправили к праотцам. А коль ни за что, вот жду милости Господней», – грустно улыбается учитель.

«Да, красные приходят – бьют. Белые приходят – бьют. Куда деваться интеллигентному человеку?», –  откуда-то взялась смелость у Константина Ивановича пошутить.

«Ну, уж Вам-то грех на красных жаловаться», –  вдруг зло проговорил Николай Семенович и отошёл в дальний угол подвала.

В молчании прошло несколько часов. Константин Иванович огляделся. В полумраке подвала разглядел ещё одного мужчину. В нем узнал местного милиционера – Серова Василия. Тот кивнул ему издали и отвернулся.

Вечером, было ещё светло, дверь в подвал открылась. Вошёл гимназист, что сторожил подвал. Принёс нарезанную буханку хлеба, селёдки и полведра воды с железной кружкой.

– Вода-то колодезная? – из угла подвала спросил милиционер Серов.

– Колодезная, колодезная. Приказа травить вас не было, – ответил сурово гимназист. Поставил винтовку у двери, уселся на каменные ступеньки подвала. Ждал, пока арестанты ели.

«Ну и воины», –  подумал Константин Иванович, глядя на гимназиста.

– Стрелять-то тебя научили, школяр? – спросил милиционер Серов.

– Хош, на тебе проверю, –  отозвался гимназист и направил винтовку в сторону не в меру разговорчивого милиционера, –  уж тебя-то, красная сволочь, точно шлёпну.

– Но, но. Не балуй. Уж пошутить нельзя, И чему вас в гимназиях учат, –  испугался Серов.

Какой спрос с мальчишки. Может по глупости и шлёпнуть.

– Чему надо, тому и учат. Не вашего ума дело, –  школяр схватил принесённое ведро с водой, –  вот надрались селёдки и сидите теперь без воды.

Выплеснул воду на землю.

Ночь прошла без сна. По нужде большой и малой ходили в угол подвала. Воняло нещадно.

Все арестанты сгрудились у окна. Со стороны Ярославля доносилась артиллерийская канонада.

Утром, выглянув в окно, Константин Иванович обнаружил, что гимназист, охранявший подвал, исчез. Прошёл день, ещё ночь. На третий день – уже солнце стояло в зените, загремел засов. Перед арестантами стоял красноармеец в фуражке со звездой.

– Выходите, –  сказал он, –  кто здесь Григорьев?

Константин Иванович назвал себя.