– Ничего я не болтала, – обиделась Катька, устраиваясь за столом, а я принялась варить пельмени. – Я ж знаю, у тебя мечта. А семьсот баксов для некоторых людей деньги плевые.

– Для тебя? – задала я вопрос. Катька уставилась в окно и вдруг заявила:

– Помоги мне, а?

Я потерла нос, остерегаясь давать поспешные обещания.

– А чего делать-то?

Сестрица выразительно вздохнула, переведя взгляд на мою физиономию.

– Тут такое дело. Мужик у меня… не мужик, а розовая мечта или голубая, фиг ее знает, одним словом: конфетка. Денег куры не клюют. Зовет меня на Канары на десять дней.

– Здорово, – согласилась я, слегка завидуя чужому счастью. Правда, интересовал меня Париж, а Канары были совершенно безразличны, я даже толком не знала, где они находятся. Но совсем дурой я не была и слышала, что Канары – это круто, и с мужиком Катьке вправду повезло.

– Он женат, – заявила сестрица без энтузиазма.

– Кто? – нахмурилась я.

– Мужик этот, естественно. А его жена сущая стерва. Вечно его выслеживает. Короче, она подозревает, что мы с ним…

– Это плохо, – посочувствовала я.

– Еще бы… Развестись с ней он сейчас не может, у них общий бизнес и все такое. Сказал, что едет с друзьями на охоту, в тайгу. Она комаров до смерти боится и в тайгу не сунется, как бы ни подозревала. Там такая глухомань, о сотовой связи и не слыхивали… – Катька замолчала, с томлением глядя на меня, я моргнула и, не выдержав, сказала:

– Ну… по-моему, все отлично придумано.

– Так-то оно так, – пригорюнилась Катька, – но жена у него хитрющая, и, если окажется, что муж в тайге и я одновременно исчезла из города, ее и комары не остановят.

– И что? – насторожилась я, начав соображать, куда клонит Катька, но отказываясь в это верить.

– Ты могла бы мне помочь, – заявила она.

– Как? – хмыкнула я, уперев руки в бока, и чуть не проворонила пельмени, чертыхнулась, убавила огонь и покачала головой.

– У тебя отпуск, – вкрадчиво продолжила сестрица. – Какая разница, где тебе сидеть: на своей или на моей кухне? А меня ты здорово выручишь. Как только я вернусь, сразу же поедешь в Париж. Если не веришь, я тебе деньги вперед дам – заказывай путевку хоть сегодня.

Я немного постояла с открытым ртом, швырнула ложку, которую до сего момента держала в руках, и спросила с обидой:

– Чего ты мелешь? – Надо сказать, Катькино обещание произвело на меня впечатление, а в Париж хотелось так, что во рту пересохло. Я жалобно вздохнула и неожиданно разозлилась на сестрицу.

– Все очень просто, – добавив в голос вкрадчивости, начала она, почему-то переходя на шепот. – Тебе только и дел, что показываться на моей работе. Она придет, увидит тебя и успокоится. Заметь, все довольны: и грымза эта, и ты, и мы…

– Как же я на твою работу пойду? – не поняла я. – Что я там делать буду?

– Ничего. Я сейчас в отпуске и ты, естественно, тоже. Короче, работать не надо. Главное, чтобы эта его мымра тебя там увидела, если ей придет в голову охота проверить: в городе я или куда уехала.

– А где ты работаешь? – окончательно перестала я понимать что-либо.

– В ночном клубе, – ответила Катька.

– Кем? – испугалась я.

– У меня сольный номер.

– Танец живота, что ли? – ожидая самого худшего, допытывалась я, а Катька заявила:

– Нет. Я пою.

– Что ты делаешь? – Тут надо пояснить: вот уж чего сестрица совершенно не умела, так это петь. Кому это знать, как не мне, я закончила музыкальную школу, наша мама, добрая душа, любила устраивать детские праздники и всегда просила меня: «Оленька, разучите с Катей какой-нибудь романс», – и я честно старалась, пока не поняла: не только романс, но и самую пустяковую песню про кузнечика Катька не в состоянии спеть без того, чтобы все не переврать. Оттого я сейчас и сидела с выпученными глазами, силясь понять, с чего это Катька вздумала так шутить. Должно быть, вид у меня был на редкость глупый, сестрица поморщилась, а я разозлилась: – Ты не умеешь петь.