Неразбериха началась в городе совершенная. Людей порой на улице хватали да в участок вели. А город слухами всё больше распалялся, всё сильнее. Ежели, какое происшествие, или не приведи бог, преступление всё на каторжника валилось. Мол, всё он ходит где-то, прячется.
А дворники сильнее всех старались, как кто чужой в поле зрения появиться, так тот давай в свисток свистеть. Много раз ошибка выходила. Извиняться приходилось по вине бдительных дворников, но с другой стороны чего извиняться, ежели не преступник, докажи кто таков.
Так прошла неделя, другая, а разговоры о каторжнике беглом всё не затихали. В доме у Варвары всякий день тётку слышно:
- Марья, ставни проверь два раза, как закрыла. Не то придёт каторжный, влезет в дом не дай-то бог, - кричала тётушка на служанку, - Господи спаси, помилуй, - быстро крестилась она на образа, - когда ж поймают его окаянного, ведь весь город всполошил ирод. Не то, по улице пройтить страшно. Я как иду на рынок, так во все стороны озираюсь. А то, знай, выскочит с топором, да прибьёт.
- Вы бы не нагнетали, и так спать страшно. Полночи всё лежу, прислушиваюсь, не лезет ли кто. Тут вы, ведь каждый раз подольёте. Что же других разговоров больше нет, как про каторжника?
- Что ж, лучше уж с опаской, нежели беспечно. А ну как ставенный крючок подденет? Что тогда?
- Не пугайте тётенька, я и так теперь боюсь в спальню входить. Темноты страшусь и на двор лишний раз выйти, а уж на улицу так и подавно. Хоть бы словили его уже, и то спокойнее было бы.
Так всякий день. Во время ужина и перед сном. Пугали друг друга, что действительно спать никто не мог в спокойствии. И вот такое, в каждом доме.
6. Часть 2 . Каторжник. Глава 1
Дрожь в теле не прекращалась. С того злополучного дня когда тяжелый валун упал на ногу и раздробил палец, дрожь всё не прекращалась. Степан лежал на нарах, тело колотило так, что даже голоса сотоварищей, порой не доносились до его закостенелого от боли слуха.
- Э, брат, эдак и помереть недолго. Надо бы надзирателю сказать, что-то не нравишься ты мне. Совсем не нравишься, - услышал голос Иваныча.
А потом чувствовал, как поднимали его с заплеванных нар, несли за руки и за ноги куда-то вглубь, в темноту. Опустили на другие, совсем чистые нары, и всё затихло. Было только ощущение тепла и оживляющий ненадолго, запах свежего сена из туго набитого тюфяка. Здесь, вдруг стало легче. Свет попадал в небольшое оконце под потолком, казался чище, а воздух свежее. Взгляд прояснился. Степан покрепче завернулся в дерюгу и осмотрелся. Он был тут совсем один.
Нога болела нестерпимо, а кандалы при каждом движении напоминали об этой боли всё сильнее. Пришлось снова закрыть глаза и попытаться заснуть, чтобы хоть как-то унять боль. Но и во сне она заставляла тяжело дышать и стонать. Всю ночь он, то впадал в забытьё, то с новой силой чувствовал, как отнимается нога, мертвеет, и кажется сейчас отвалиться. Так промучился ночь.
Утром дверь открылась, вошел человек, гражданский вроде. За ним надзорный:
- Вот гляньте, - сказал он и откинул дерюгу.
Степан притворился спящим. Гражданский внимательно глянул на ногу.
- Т-э-кс, посмотрим. У-у. Нехорошо. Совсем нехорошо. А с железками этими придётся пока расстаться.
- Не положено, - возмущённо протянул надзорный.
- А что вы думаете в лазарет его с цепями везти?
- Какой там ещё лазарет, тут полечим и в дорогу.
- Вы верно совсем уже потеряли представление о том, что говорите. У него нога сгниёт, а вы виноваты останетесь, в том, что не уследили. Тут лечить его точно нет никакой возможности. В город нужно везти.