– Никак нет-с.

– Ох-х, Суво-оров… – Хольмст откинулся на спинку кресла, прикрыл веки, придавая значимость моменту, и произнес: – Значит, мы поступим так. Слушайте и запоминайте…

– Слушаю, что ты мне хочешь сказать?

– Надя, я скажу тебе то, что говорить не должна. Но я хочу, чтобы ты мне поверила. – Зоя встала, подошла к окну, посмотрела, как во дворе Маруся возилась со своим фланелевым медвежонком Мишкой. Неподалеку, прислонившись к веранде у палисадника, отдыхал ее велосипед. Вернувшись к Наде, Зоя тихо произнесла:

– Я могу тебе помочь. Помочь воссоединить семью.

– Что ты говоришь, Зоя? Как ты поможешь?

– Мне нужно встретиться с Григорием. Но прежде ты должна убедить его сдаться.

– Если Гриша здесь объявится, нас всех арестуют, а его расстреляют прямо в Харбине. Даже в Москву везти не станут. Как ты не понимаешь, он преступник, враг советской власти, враг народа. – Надя опустила голову, прижала ладони к лицу и беззвучно заплакала.

Вчера, разговаривая с Рощиным, Зоя хотела получить «добро» на то, чтобы открыться Наде – кто она есть на самом деле. Обстоятельства способствовали. Но для этого надо было еще раз встретиться с Надей, чтобы убедиться в ее искренности. Все зависело от того, как пойдет разговор. И вот… разговор сложился так, что Зоя была вынуждена без разрешения Рощина открыться Наде. Иначе женщина замкнулась бы и на откровения больше не пошла. Зоя решила рискнуть:

– Надюша, я не из женсовета и говорю с тобой не из чувства дамской солидарности. Прошу тебя побеседовать с ним, потому что так будет лучше для всех. Поверь тому, что говорю. Я приходила к вам не случайно. Я из госбезопасности.

– Откуда?.. А-а… из ОГПУ? Вон оно что?! – Надя убрала ладони от мокрого лица и, все еще подрагивая плечами, гробовым голосом произнесла: – Ты пришла по наши души. Что ж, бери то, за чем пришла. Вот они – мы!..

В это время дверь как назло скрипнула, и в комнату вошла Маруся:

– Тетя Зоя, у меня опять не получается запеленать Мишу, помоги.

– Нет! Не подходи к ней, дочь! – Надя подлетела, схватила на руки Марусю и с такой силой прижала к своей груди, что девочка от испуга уронила медвежонка и заплакала. – Не дам ее! Не да-а-мм! – вновь разрыдалась мать.

Зоя почему-то вспомнила о своем Володьке, посмотрела на залившихся слезами мать и дочь, села на стул и сама горько разревелась.

Когда атмосфера в комнате накалилась до критического состояния, первая пришла в себя Маруся.

– Мама, мне больно, не прижимай так, – сказала она по-детски обиженным голосом.

– Не отдам тебя, Маруся, никому не отдам, – задыхающейся скороговоркой отозвалась мать и, подняв мокрые глаза на Зою, прошипела: – Ты что слезы тут льешь, панихиду еще не заказывали.

– Как ты можешь так говорить, Надя? Я ведь правда помочь пришла. Почему ты мне не веришь?..

– Я не знаю, кому верить. Мне страшно, – усталым, отплакавшимся голосом бросила Надя. Она как стояла спиной к кровати, так и села на нее не глядя. – Страшно…

Дорога от дома Перовых до конспиративной квартиры еще никогда не казалась Зое такой короткой, как в этот раз. Разговор с Надей, который она прокручивала в голове, ничего хорошего не сулил. Ей предстояло доложить Рощину о результатах двух последних – вчерашней и сегодняшней – встреч с Надеждой Перовой. Зоя крутила педали велосипеда и думала о произошедшем, не понимая, как будет выходить из сложившейся ситуации, если Рощин откажется понять мотивы ее поступка.

Василий Петрович, увидев Казутину, сразу почуял неладное, тем не менее спокойным голосом спросил:

– Что-то случилось?

– Может получиться так, что в интересах дела мне придется раскрыться перед Надеждой Перовой – кто я есть на самом деле, – выдохнула Зоя. – Разрешите?..