У Вовчика закружилась голова. Он пошатнулся. «От успеха, – подумал. – А Степаныч был прав, после трёхсот появилась лёгкость». Он снова почувствовал себя тем двадцатилетним пареньком, играющим в вокально-инструментальном ансамбле на заводской вечеринке.

– Ну, что, старик? – крикнул в ухо подошедший Игорь. – Народу нравится. Давай ещё чего-нибудь вспомним.

– А новое, – возразил Вовчик, – я объясню быстренько.

Он сбегал к барабанщику, подсказал аккорды гитаристу, чтобы тот легче подстроился в процессе исполнения песни, басисту просто махнул рукой. Что-то бросив на ходу Игорю, снова подошёл к микрофону.

– Мужчина, – обратился он к одному из зрителей, судя по внешности, кавказцу, – будьте добры, одолжите Ваш аэродром на три минуты.

Послышался смех. Кавказец, несмотря на жару, был в кепи.

– Да, дорогой, хоть на тридцать три!

Обрадовавшийся южанин пробрался к сцене, протянул Вовчику головной убор и, повернувшись к толпе, крикнул:

– Гиви не жалко аэродрома для артиста.

– Спасибо, Гиви! – усилитель разнёс голос Вовчика по окрестностям. Он выдержал небольшую паузу, затем крикнул в микрофон: – Моника-а-а! В кавказском стиле!

И, нахлобучив кепку на свою небольшую голову, выразительно играя бровью, стал заводить толпу, придавая голосу южный акцент и активно работая руками.

Если первые две строки прозвучали под аккомпанемент барабанщика, который бил ладонями по небольшим барабанам, не пользуясь палочками, то следом подключились все музыканты. Специфичные жесты певца, бородка, усы и кепи увели зрителей на склоны гор, к отарам овец, к стоящему одиноко пастуху в бурке.

Надо знать людей с южным темпераментом! Гиви и ещё несколько кавказских ребят уговорили толпу расступиться перед сценой, начав отплясывать в образовавшемся круге национальный танец.

К этому моменту вокруг Гиви танцевали не только южане.

Поскольку Вовчик снизил накал и начал почти шептать, драматически закатывая глаза, музыканты застыли, пытаясь догадаться, что от них требуется. «Певец» прикрыл ладонями причинное место и посмотрел вниз, изобразив гримасу боли. И медленно, слабеющим голосом, продолжил:

Наступила тишина. Вовчик кивнул барабанщику. И тот понял, что надо делать! Начав тихо, и ударяя с каждым разом всё громче и громче, он вывел Вовчика на победное продолжение, от которого толпа завизжала. Вовчик вскинул вверх руки. Музыка вновь загремела.

Он снова сделал жест музыкантам. В тишине стал слышен нервный смех довольных, отдувающихся после танца людей. Все остановились, обмениваясь впечатлениями. И вдруг – о, нет! – в центре танцевавшей до этого толпы он увидел долговязого человека, неуклюже выкидывающего в танце худые длинные ноги. Степаныч! Это был Степаныч! Сумка за его спиной подпрыгивала, мешая деду, но он не обращал на это внимания.

Вовчик махнул рукой, и загремело продолжение.

И уже было не остановиться. Вовчик пел и пел. Из-под кепи по лицу текли ручьи. В глазах потемнело. Он сделал несколько шагов вперёд, уронив стойку с микрофоном, и рухнул со сцены вниз, сопровождаемый грохотом из динамиков…