Он входил в правления трех крупнейших банков, а в одном из них даже долго возглавлял Совет Директоров, пока там не случился какой-то скандал и он не предпочел сдать на время свои позиции. Но Барон знал, что все вернется к нему, все станет на свои законные, с его точки зрения, места, как, собственно, всегда и бывало.

Он принципиально не имел собственного самолетного парка и морского флота в виде баснословно дорогих яхт, считая это, во-первых, не своим делом, а, во-вторых, отвратительной нуворишной пошлостью. Барон держал солидные пакеты акций в одной крупной совместной авиационной и в двух транснациональных фрахтовых компаниях. Этого ему было более чем достаточно.

Георгий Иванович был вхож к президенту – дважды в год официально на совещания так называемых «капитанов бизнеса» и, бог знает сколько раз, тайно.

Он привычно советовал советникам нового президента и премьера, да советовал так, что от этих советов открутиться было сложно или даже не хотелось. Ведь у него у самого был известный опыт управления системой, а многие назначения, к тому же, происходили не без его участия, а часто даже и с его условиями. По его советам, урезалось у одних и давалось другим, успокаивалось в одном месте и взрывалось кровью и мясом в другом. Он ломал и сращивал чужие кости, сдирал чужую шкуру и наращивал новую. Он по-прежнему был одним из хирургом своего времени, без которого не было бы привычной ему жизни, а если бы и была какая-нибудь, то совсем, совсем другая. Возможно, тогда она бы ему не понравилась.

Барон был необходим! Золотые мушки, и новые, и старые, коих он знал по общим когда-то с ними коридорам и кабинетам, так запутались в его золоченной паутине, что уже и не представляли себе существования вне ее.

Он был, по-своему, начитанным человеком. Но в его огромной личной библиотеке, расположенной в каминном зале основной его резиденции в Подмосковье, покоились и такие книги, которые он держал лишь для массы, а не для чтения.

Что же касается внимательного, пристального изучения, а порой даже с красным карандашом, то это были серьезные исторические обзоры, монографии и некоторые весьма специфические художественные произведения, подтверждавшие его личные взгляды на социальную философию и убеждавшие его, в очередной раз, в том, что русская история насквозь пронизана враждебной ей мифологией. Мифы эти рождали и растили враги России, в чем он был свято убежден.

Доходило до того, что Георгий Иванович лично и довольно щедро оплачивал издание такого рода книг, которые вызывали восторг у тайных и явных адептов государственной пропаганды, и в то же время возмущали профессиональных историков, этих недалеких, как он полагал, ученых червей, почему-то убежденных в том, что история, как всякая наука, должна опираться на подтвержденные факты. То есть иметь свои научные параметры, а не выполнять сиюминутные политические задачи. Барон был уверен, что эти «черви» либо враги, либо дураки.

Георгий Иванович содержал исследовательский институт, долгие годы собиравший огромный секретный и научный архив из всех политических и военно-промышленных сфер жизни. Он оплачивал неутомимую экспертную работу института в государственных и полугосударственных телекомпаниях и на радио. Через некоторых вполне надежных, всегда проверенных, а часто даже попросту зависимых, младших партнеров скупал акции коммерческих станций и создавал медийные группы, мощности которых перетекали из одного технического пространства в другое, но всегда служили его политическим интересам и соответствовали его нравственным убеждениям.