И снова все та же недосказанность, опять непонятный второй план. Хотя казалось бы, что тут может быть неясным. В наличии - суровый отец, в бытности капитан каравеллы, его верный сподвижник — боцман, пират и по совместительству учитель и, наконец, юноша со взором горящим — сам юный барон Сван - почтительный сын, восторженно внимающий своему воспитателю. Непонятно только, отчего лица и самого капитана и его бесстрашного боцмана покрываются смертельной бледностью, когда послушный сынишка время от времени задумывается и окидывает своих наставников отрешенным взглядом. А в голове у самого юноши, у молодого барона Свана, возникает ну совершенно с моей точки зрения несуразная мысль: “Как-то я нынче неудачно выбрал легенду для легализации. Может быть, заменить этих двух идиотов на что-нибудь более приличное. Да ладно - пусть живут. В следующий раз буду разборчивее”
Снова всякая чушь мерещится.
3. Глава третья. Знакомство с Бароном Сваном
Глава третья. Знакомство с Бароном Сваном.
В которой герой продолжает вспоминать перипетии Третьего Палестинского, в очередной раз убеждается в том, что все бабы дуры, особенно красивые, знакомится с хозяином собственного тела, попадает к Герцогу на бал и убивает Первого Визиря Падишаха.
Возвращаясь к воспоминаниям о своих приключениях, уверен, что и само это путешествие в ставку Падишаха стало возможным только после того, как я объяснил на добротном арейском окружившим меня копейщикам все, что я думаю об идиотах, которые будят спящего человека тычком древка копья под ребра. Наверное, местный командир решил, что разговор со мной может повеселить Падишаха.
В ставку к Падишаху, в священный город Иссу, я попал через неделю. К этому времени все мои раны благополучно зажили, я даже поправился на пару килограммов. Держали меня в статусе ценного пленника, что предполагало наличие удобоваримого, хорошо охраняемого помещения для проживания, регулярное трехразовое питание, медицинскую помощь и ежедневное многочасовое общение с местным дознавателем, который с помощью помощника - переводчика-латиниста старался выпытать у меня мифические военные тайны, касательно планов военного руководства относительно стратегии Третьего Палестинского похода.
Наличие переводчика было обусловлено тем, что я тщательно скрывал свое знание арейского языка. По неведомыммне причинам тайная служба была не в курсе о том, что я знаю арейский, продемонстрировав это при пленении и недельном путешествии.
Допросы проводились без излишнего усердия, другими словами, без пыток, что, судя по отдельным репликам дознавателя, очень раздражало последнего и отражалось, по его мнению, на качестве полученной информации. Мне так и не удалось его убедить, что у нашего руководства по определению отсутствовали стратегические планы, поскольку наличие таковых требует как минимум наличия мозгов.
Исходя из разговоров между дознавателем и переводчиком, которые непрерывно болтали между собой на арейском в процессе допроса, запрет на пытки был санкционирован с самого верха. Мое тело должно было предстать перед очами Падишаха в неповрежденном виде, чтобы ничем не омрачить зрелище четвертования, или погружения в кипящее масло. Эти клоуны в моем присутствии даже поспорили между собой на пять туманов о том, какую казнь для меня выберет Падишах. От них же я узнал что ставки на вид казни, которую выбирал для пленного сам Падишах, являются чуть ли не главным развлечением местного бомонда. Огромные суммы передавались ростовщикам, выполнявшим здесь функции букмекеров, в обмен на расписки с указанием вида казни.