– Пусть Иван войдет. Так кто там громадный? Петро? Вот он пускай рядом постоит для острастки, – сказал я, чувствуя, как каждое слово набатом отдавало в виски.

Мне нужно поесть и поспать, если сейчас ничего для восстановления не предпринять, можно здорово усугубить свое состояние.

Через минуты три на пороге комнаты показался тот самый Иван. Мужик пристально рассматривал меня, чуть хмуря брови, словно включал опцию рентгена.

– Что случилось? – тоном чуть ли не умирающего спросил я.

– Кто это сделал? Ты? – спросил Иван.

– Что сделал? Мне доложили, что побили вас мужики? – я недоуменно пожал плечами, что также далось болезненно. – Так что с них взять? Темнота дремучая, ля-мужик.

Притворяться не приходилось, ухудшающееся состояние меня даже пугало. А что если я больше не очнусь? Мне хотелось жить, как и каждой божьей твари – пусть в этой новой реальности, но жить. И, едва приобретя новую жизнь, терять ее за просто так я не стану.

– Я чую лжу, ты… стал иным, но то, что немощный нынче… – говорил Иван, всё ещё изучающе рассматривая меня. – Ладно. Нехай так. Я дело твое отдал Понтеру, но все равно скажу свое слово. Сарай, дом, мастерская, все это может случайно загореться – или кто-то нежданно умрет. Так бывает, ты это помни Ты же знаешь, барчук, что я мастер случайностей. А еще… Ты же любишь Анфису? Она будет с тобой, как ты и хотел. Ты продашь имение и уедешь с ней. Вот только долг отдать нужно еще до того, как пойдут твои земли с торгов в счет уплаты займа.

Мужик говорил уверенно, демонстрируя свою несгибаемую волю. Но так ли уж он несгибаем? Стоявший со спины Ивана грозный крупный мужик, наверное, тот самый Петро, явно сбивал спесь с бандита. Иван то и дело порывался посмотреть через плечо, и я замечал, как он каждый раз одергивал себя, дабы не показать нервозности. Так что Иван – не стойкий оловянный солдатик, а всего лишь обтянутые кожей кости да мясо с комком нервов и переживаний.

– Я услышал тебя, все сделаю. Ради Анфисы и сделаю, – сказал я, сложив брови домиком и отыгрывая роль испуганного простачка.

На жесты я сил уже не тратил.

– Вот и правильно. А за то, что кто-то из твоих людей напал на моих, после продажи земли с тебя еще двести рубликов, – усмехнулся Иван нарочито спокойно, будто хозяин положения.

А затем развернулся и пошел прочь.

Плевать он хотел на то, что Мартын с переломанной, скорее всего, челюстью, ибо хруст был отчетливый, что еще один молчаливый бандит всё ещё, вероятно, лежит с разбитой головой. Иван потенциально заработал двести рублей. А Понтер, как я думаю, получит разве что выволочку, что подставился. Может быть, я больше и не увижу лысого с загнутыми усами а-ля Эркюль Пуаро. Слез лить по этому поводу точно не стану.

Не дожидаясь, когда бандиты все же уедут, а мужики разойдутся, я закрыл глаза и, выдохнув, уснул. Но дадут ли мне в этой жизни поспать?

– Вот, барин, выгнали татей! – будто бы принес благую весть о победе над несметными полчищами врага, говорил Емельян.

Управляющий снова вошел ко мне в комнату, а за его спиной толпились мужики. Часть из них смущалась и чувствовала себя явно не в своей тарелке, но были и те, кто держал нос кверху. Не такие уж и забитые крепостные у меня. Что? Распустились? Или не все крестьяне-рабы знали, что они рабы и есть?

– Спасибо, мужики! Я поправлю положение и дам денег. Пока мне еще своя война за имение предстоит. Но таких гостей более не нужно. Встречать их велю на подступах да мне докладывать. А уже потом я буду решать, пускать ли. Как же так, что меня, больного, будят тати? Как мне за вас стоять и думать о ваших семьях, коли и вы о мне не попечетесь? – поблагодарив, я отчитывал крестьян.