– А ты не заметил, какая определяющая черта нашего егеря? – спросил Гуров.

– Ну, наверное, любовь к охоте, к лесной жизни, – ответил Синичкин.

– Нет, не это, – покачал головой Лев. – Я бы сказал, что главная его черта – это жадность. Живут с женой вдвоем, без детей, он неплохо зарабатывает, да еще постояльцев пускают – и при этом он не стесняется украсть пачку этих, как ты выразился, копеечных перчаток. Такой бережливый человек может и веревку отрезанную сберечь. Во всяком случае, ты посмотри. А я здесь погляжу и порасспрашиваю наших фигурантов. Может, чего и расскажут.

– И с кого собираетесь начать? – спросил Синичкин. – С Жилкина или с Глушакова?

– Ни с того, ни с другого, – ответил Гуров. – Начать я хочу с «теплой парочки» – нашего управляющего и повара Леши. Мне кажется, что это направление – наиболее перспективное.

– А мне кажется, что Чанба уже все рассказал, что знал, – заметил капитан. – О чем вы еще хотите его спросить?

– А я и не собираюсь его спрашивать, – заявил Гуров. – Я хочу на него поглядеть. Но не сейчас. Чуть позже – вечером.

Остаток дня Гуров провел в усадьбе. Он неторопливо прохаживался по парку и беседовал со встречавшимися ему по дороге обитателями «Аркадии». Так, встретив садовника Вишнякова, он повел разговор вначале об устройстве парка, о месте в нем разных кустов и деревьев. Потом, как бы невзначай, перевел разговор на те кусты, возле которых позавчера садовник слышал разговор управляющего с поваром. Особенно Гурова интересовала та часть подслушанного садовником разговора, в которой повар отвечал на упреки управляющего и обещал «все заплатить».

Выспросив все досконально, сыщик развернулся и двинулся к дому. Здесь, на лужайке перед домом, он встретил повара Петриченко. Тот как раз отдыхал после приготовления обеда: сидел на скамейке и курил. Гуров подсел к нему и стал расспрашивать – но не про позавчерашний разговор с управляющим, а про вчерашний вечер, когда повар вот так же курил на скамейке. Выяснилось, что Петриченко помнит этот момент. Помнит и то, как из дома выглянул водитель Сергей, они перекинулись парой фраз, после чего водитель снова скрылся в доме, и больше в тот вечер Алексей его не видел.

Поговорил Гуров и с охранником Глушаковым. На этот раз сыщика интересовало не свидание с Татьяной, а данные охранником показания насчет подозрительного человека, которого он якобы видел в углу парка. Сначала Глушаков упорно утверждал, что подозрительный незнакомец действительно был. Но, припертый к стене вопросами Гурова, в конце концов, признался, что никакого подозрительного типа в углу парка не было, что он его выдумал, чтобы скрыть факт своего свидания с Татьяной.

Затем Гуров беседовал с водителем Жилкиным. Теперь его интересовала та часть рассказа водителя о его свидании с Настей, когда он, уже после встречи с девушкой, выбежал в гостиную и не увидел в ней неизвестного, который подслушивал их разговор.

– А не могло быть так, – спросил Гуров, – что этот человек, который тебя подслушивал, вбежал на второй этаж и спрятался там за углом? Но ни в одну комнату не вошел – потому что ему там нечего было делать, потому что это не Кривулин и не Татьяна?

– Да, наверное, могло, – подумав, ответил водитель. – Я ведь наверх не поднимался. А там есть такой закуток, возле кабинета Егора Борисовича, который снизу не просматривается.

– Значит, это мог быть кто-то, кроме Кривулина и Татьяны, – продолжал Гуров. – Например, Глушаков. Или Вишняков…

– Вы опять хотите, чтобы я на других наговорил, – мгновенно рассердился Жилкин. – А я уже говорил и сейчас повторю: стукачом отродясь не был и не буду! А про ваши версии одно могу сказать: Вишняков тут точно ни при чем.