– Получилось?

– Сначала ничего не получалось, потом она понемногу стала отвечать.

– И о чем говорили?

– Я заранее решил, что о Петре, о его смерти говорить не буду. Стал спрашивать о ее планах. Она сказала, что в Москву уедет, брата хоронить. Я спросил, где в Москве работать будет. Она назвала пару хозяев, у которых раньше работала – где горничной, где просто прислугой. Я тоже пару таких адресов знал. Вот, поговорили о ее новой работе. Под конец она даже оживилась, стала более-менее связно отвечать. И тряпку эту из рук убрала. Даже захотела меня чаем угостить, представляете? Но я отказался. Теперь думаю – зря. Если бы она с этим чаем затеялась, я бы у нее еще полчаса просидел – глядишь, и не убили бы ее. А так… Я отказался… Говорить вроде стало не о чем. И потом, я вижу – она вроде в себя немного пришла. «Что это я целый день сижу? Пойду, пройдусь немного, да и спать лягу», сказала. Я ответил, что, мол, хороший план. Ну, и пошел.

– Сразу пошел к себе и лег спать?

– Да, пошел, но не сразу. Тут еще одна вещь случилась.

– Какая?

– Я с ней долго прощаться не стал, сразу вышел. А когда выходил, звук услышал – вроде кто-то от меня по коридору убегал. Стоял у двери, подслушивал, а потом бросился бежать. Мне это, конечно, подозрительным показалось, и я за ним, за убегавшим. Думаю: сейчас он в гостиную выбежит, а оттуда наружу. Но в гостиной окна во всю стену, любого, кто входит или выходит, видно. Я его увижу и спрошу, чего это он у дверей подслушивает.

– Ну и что, увидел? – спросил Гуров, весь подавшись вперед в ожидании ответа.

– Нет, никого не увидел. Когда я выбежал в гостиную, там было пусто. И дверь входная не открывалась, не закрывалась. Она, когда закрывается, хлопает довольно сильно, доводчик плохо отрегулирован. Но это не моя забота, за этим Борис должен следить. Это я к тому, что я бы услышал, если бы кто-то вышел. Но никто не выходил. Я еще в коридорчик заглянул, который к кухне ведет, но там тоже никого не было. И тут я вспомнил, что, когда только к Насте направлялся, видел Лешку, повара, он во двор курить пошел. Значит, это не он подслушивал. Кто же тогда? Оставались только те, кто наверху живет: Татьяна и сам Егор Борисович. Ну, а их выслеживать мне как-то не хотелось. И я пошел спать.

– То есть ты считаешь, что у дверей Настиной комнаты подслушивали либо Осипова, либо Кривулин? – уточнил Гуров.

– Ну, вроде так получается, – ответил Жилкин.

– Но это как-то странно. Зачем Кривулину подслушивать у двери горничной? Да и Татьяну Настя не слишком интересовала.

– Я тоже над этим думал, – признался водитель. – Может, Егор Борисович за Настю беспокоился – не сделала бы с собой чего, поэтому и подошел к двери? Послушал, о чем речь идет, понял, что все в порядке, и ушел.

– Но ты же вроде говорил, что человек, стоявший за дверью, от тебя убегал? – напомнил Лев. – Зачем хозяину убегать? Он бы всегда мог объяснить свой интерес. А так поступать – только лишние подозрения вызывать.

– Да, согласен, – кивнул Сергей. – Не сходится тут. Но ничего другого мне на ум не пришло.

– Ладно, спасибо за интересное сообщение, – сказал сыщик. – Теперь я над ним подумаю. Можешь дальше заниматься своим автопарком.

Он покинул гараж и направился к морю. Капитан уже был здесь, сидел на том же самом шезлонге, на котором недавно сидела Татьяна, делая свое признание. Гуров устроился рядом и спросил:

– Ну, как там управляющий? Сделал чистосердечное признание?

– Какое там признание! – махнул рукой капитан. – Ничего не видел, ничего не слышал, никого не знает. И на все одна присказка: «У меня столько дел, дорогой, разве все упомнишь?»