Верон не нашёлся, что ответить на выпад Охотника. В тот день он трусливо выбежал пулей из камеры заключённого, не желая выказывать при нём свою слабость. Слова баргола задели Владыку сильнее, чем он мог предположить. Да, Верон перетянул на свою сторону часть акурианцев и исказил восприятие барголов Смуты, но шёл он по этому пути не из веры в хаос, а исключительно удовлетворяя свои тёмные желания. Однако, объявив себя Владыкой Смуты, он не просто вознёс себя на пьедестал правителя новой империи, Верон стал символом Смуты, и теперь ему предстояло нести это бремя во имя других. Сам того не желая, он вновь загнал себя в старую ловушку. Если ему не удастся всей душой принять Смуту, то всю оставшуюся жизнь он будет вынужден скрывать от всех свою настоящую суть.

Чуть поостыв, Верон попытался найти утешение в попытке подпитаться от своих подданных. Но едва он прикоснулся к ауре барголов, его чуть не вывернуло наизнанку. Их души горели чистой верой, которую он не смог принять, от этой мысли Верону стало не по себе. Не понимая где искать помощи, он, как одержимый, раз за разом спускался в технические отсеки, проводя многочасовые беседы с Охотником. Только эта психотерапия не шла ему на пользу, с каждой новой беседой он всё сильнее отдалялся от своих верноподданных и не мог заряжаться от них.

Адмирал Севор не желал спокойно наблюдать за тем, как пагубно сказывалось общение с Охотником на его господине, оно буквально съедало того изнутри. Потеряв всякую надежду повлиять на своего Владыку, адмирал решился предложить Верону отозвать Командора из его миссии и приблизить день казни ненавистного баргола. Старый вояка надеялся, что скорая расправа над Охотником развеет его чары, и Владыка наконец-то обретёт покой. Как ни странно, идея адмирала поспособствовала выздоровлению Владыки, однако, несколько иначе, чем мог себе представить Севор.

Возвращение Командора определило окончательную дату казни, до торжественного мероприятия оставалось чуть более двух недель. Это заставило Верона вновь направиться к Охотнику, он не мог расправиться с Воином Смуты, не разрешив все со своими сомнениями. Ограничившись чисто ритуальным караулом из десяти акурианских офицеров, Верон спустился в технический отсек. Едва переступив порог, он зло бросил Охотнику:

– У меня для тебя хорошая новость – скоро закончатся все твои мучения.

– И ты надеешься, что твои страхи пропадут вместе со мной, – с усмешкой ответил баргол.

В растерянности Верон глянул прямо в лицо Охотнику. В эту секунду, он отчётливо понял, что сегодня не сможет выйти из камеры, не разобравшись в себе раз и навсегда. Не желая ходить вокруг до около, он в лоб спросил у Воина Смуты:

– Ты считаешь меня чудовищем, извращенцем? Тебе кажется всё, что я всё делаю ради власти и гордыни?

В ответ Охотник хищно улыбнулся и прорычал:

– Ты тот, кто ты есть! И следуешь своей природе и своим желаниям. Тебе всё равно на судьбы других, они тебя не беспокоят, но об этом не волнуйся – это истинный дар Дарующей всем своим потомкам. Ведь и для неё человечество не более чем батарейка для подзарядки. Одного ты не хочешь до сих пор признать, что давно уже следуешь собственной извращённой морали, но всё ещё меришь себя и свои поступки по чужим канонам.

В резком выпаде баргола не чувствовалось упрёков или издёвок, лишь немного сочувствия. Что в очередной раз всколыхнуло в душе Верона множество вопросов:

– Почему ты так откровенен со мной? В какие-то моменты мне кажется, что тебе не всё равно на мою судьбу?

– Мне плевать на твоё будущее. А вот то, что ты можешь натворить, заполняя пустоту в своей душе, меня сильно беспокоит. В тебе сокрыта ужасная сила, но пряча свои сомнения, ты уродуешь всё к чему прикасаешься. Обладая непомерной властью, ты разбрасываешься на жалкие мелочные амбиции, которые несут лишь смерть. Только поверив в свой путь и приняв его, у тебя получиться создать что-то новое. А пока тебя питает раболепие сломанных душ, теша твоё самолюбие, не будет порядка ни среди твоих людей, ни в галактике. И очень скоро, вся твоя голодная до крови стая кинется рвать этот мир на части.