– Да, леди, но мне кажется, она совершенно не замечает меня.

– Думаю это практически невозможно, тебя нельзя не заметить, для этого ты слишком талантлив и красив.

– Принцесса, Вы, оказывается, отлично видите в темноте, да еще сквозь маску.

– Я еще хорошо могу читать сердца, можешь мне поверить.

– Ничуть не сомневаюсь в этом, во всяком случае моя попытка скрыть свое лицо под маской провалилась.

– А что, разве была попытка? – улыбнулась сквозь маску Принцесса.

– Очень робкая.

– Так что ты говорил там насчет своей возлюбленной? – слегка пожала ему руку девушка.

– Я ничего не говорил, кроме того, что она меня всячески игнорирует.

– Да? А ты делаешь, какие-то попытки привлечь ее внимание?

– Хм, – задумчиво протянул Странник, – наверное, очень робкие и неумелые.

– Ну вот, а претендуешь на ее внимание, или ты ждешь, что она сама начнет оказывать тебе эти знаки. Боюсь, что ты успеешь к этому времени состариться. Будь смелее.

Во время этой непринужденной беседы они вышли с площади и почти налетели на стоящую карету.

Тут надо сделать одно маленькое отступление, в Мариине, как и в большинстве городов Ловерии, практически никто не ездит в карете, запряженной лошадьми. И это было не только оттого, что узкие улицы города делали такие поездки несколько затруднительными, поскольку не везде две встречные кареты могли свободно разъехаться, но и в том, что содержание лошадей в городе достаточно расточительно. В основном богатый люд предпочитал передвижения в паланкинах, которые несли несколько пар слуг, впрочем, золотая молодежь предпочитала передвигаться верхом на лошадях, чем иногда вызывала нарекание от не довольных жителей.

Каретами же пользовались только определенный круг людей, для которых это была и почетная привилегия, и приятная обязанность.

– Симон всегда так близко подъезжает, – капризно протянула Принцесса.

– Он бережет Ваши прекрасные ноги, леди.

– Садись, я немного тебя подвезу, – шепнула Принцесса.

Они потихоньку забрались в карету. Затем Принцесса выглянула в окно и громко сказала:

– Я хочу прокатиться в восточную часть города, просыпайся.

Спереди послышалась возня, потом громкий зевок, и вот карета двинулась по ночной гулкой мостовой. Она была тесная, эта карета, больше подходившая для прогулки юной леди, в одиночестве любующейся видами из широких окон. Но сейчас окна были плотно занавешены шторами, да к тому же снаружи была ночь, а внутри два человека сидели, молча касаясь друг друга своими горячими телами.

– Я люблю Вас, леди, – прошептали мужские губы, и его руки завладели маленькой женской ручкой.

– Ох, отстань, Странник, или тебя уже можно назвать Милл И’Уссом.

– Вы можете называть меня как Вам будет угодно.

– У нас говорят «хоть горшком назови, только в печь не ставь», – засмеялась Принцесса.

Тем временем горячие губы юноши пробежали по каждому ее пальчику и переместились к плечу.

– Остановись, – жалобно прошептала она.

Но он не слушал ее шепота, своими жаркими губами обхватил мочку ее уха и почувствовал, как по всему ее телу прокатилась дрожь. Она безвольно обвила его руками, прижавшись к нему, а он, захватив в плен ее губы, нежно переместил свою руку на ее грудь.

– Остановись, – прошептала она, пытаясь отстраниться от него.

– Ну почему, ты же любишь меня, – почти беззвучно произнес он.

Эти ли слова или внезапная ямка под колесом, неизвестно, но внезапно она вырвалась из дурманящего плена и закатила бы ему оглушительную пощечину, если бы он внезапно не отклонился.

– Как ты смеешь уклоняться от моей руки, – словно змея, зашипела она.

– Как ты смеешь поднимать на меня руку, – парировал он.