– Может быть, нет, но у нас явно есть симпатия друг к другу, простите меня за такую смелость. По крайней мере, она есть у меня к Вам.

– И словом симпатия Вы и объясняете термин нравиться?

– Ну да?

– И когда же она возникла, Ваша симпатия?

– В первое мгновение, как только я Вас увидел, леди Гортензия.

– Мне кажется, Вы ужасный врун, господин Мил, – сурово посмотрела она на него.

– Мне обидно слышать такие слова, леди Гортензия, я просто не умею врать. Я, как бы Вам сказать, патологически правдив.

– Как Вы сказали, «патологически»? Надо будет запомнить это слово, я всегда любила коллекционировать умные слова. Жаль, что я их быстро забываю.

– А Вы их записывайте.

Повисла пауза, затем Гортензия сурово посмотрела на Мила и произнесла:

– По-моему, Вы сейчас несколько издевательски проехались по моим умственным способностям, господин Милл И’Усс?

– Я?.. Да ничуть, просто сказал глупость.

– А с чего это Вы стали говорить глупости, уж не от общения ли со мной? Я так воздействую на Ваши умственные способности?

– Знаете, каждый влюбленный мужчина немного глупеет от своих чувств, – оторопел Мил от такого напора, пытаясь сгладить невольно создавшуюся, по его мнению, щекотливую ситуацию.

– Да? Кажется, я знаю объект Ваших воздыханий, господин Мил, – засмеялась она и остановилась.

Незаметно за разговорами они дошли до ворот Старого города, являющимися вместе с остатками старой крепостной стены по сути границей, разделяющей старый и новый город.

– Но, леди Гортензия, если Вы говорите про леди Алису, то она тут совершенно не при чем, – едва слышно произнес Мил.

Гортензия строго посмотрела на Мила и, чуть помолчав, произнесла:

– Вы абсолютно правы, господин бард, я ведь совершенно не знаю ни Вас, ни Ваши пристрастия. Просто мне на мгновение показалось, что Вы влюблены в Алису. Простите, я, как всегда, влезла не в свои дела и оказалась в дурацком положении. Вот мы, собственно, и пришли. Дальше Вам по дороге в Новый город, а мне в другую сторону.

– Мне так не хочется с Вами расставаться, леди Гортензия.

– Да? Очень странно, с чего бы это.

– Мне кажется, леди, что я влюблен в Вас.

Глаза Гортензии потемнели и стали похожи на цвет разбушевавшегося моря.

– Так, господин бард, я делаю вид, что я не расслышала Ваших слов, а Вы больше не вздумайте их повторять.

– Но, леди…

– Никаких «леди», я не верю ни единому Вашему слову, господин бард, и считаю Вас врунишкой. И так будет до тех пор, пока Вы не докажете обратное.

– Но, леди, ведь доказывать надо вину, а не невиновность. У судейских это называется презумпция невиновности.

– Я, к Вашему сожалению, никакого отношения к судейским не имею, я отношусь к хорошеньким и умненьким девушкам, которым до одного места ваши мудреные слова.

– С Вами не поспоришь, леди Гортензия, – склонил голову Мил.

– Вот и славненько, за столь хорошее поведение даю Вам шанс улучшить наши отношения, испорченные последним признанием. Приходите в десять вечера на площадь у мэрии. Там сегодня собирается вся золотая молодежь Мариины, к которой я Вас с сегодняшнего дня причисляю. Надеюсь, мэтр Буран отпустит Вас проветриться?

– Я не собираюсь его ставить в известность о своих ночных планах. Только мне вряд ли удастся исчезнуть раньше одиннадцати часов, когда у нас гасят свет, – пожал плечами Мил.

– Хорошо, принимается, у Вас есть маска?

– Конечно.

– Замечательно, наденьте ее и никому не называйте своего имени. Мы собираемся инкогнито. Это так весело. Да, захватите с собой лютню, так мне проще будет Вас узнать.

– Вы думаете, в маске, но с лютней я буду неузнаваем?

– Вот уж это не мои проблемы. Ладно, не берите в голову, по сути это не так уж важно, узнают Вас или нет, это, так сказать, дело десятое. Там не принято кого-то узнавать. И Вы, если вдруг кого-то узнаете, не спешите уведомлять об этом всех.