– На всякий случай я пригласил его на воскресенье, – признался Анисим. По-видимому, практичный гайдук рассудил, что лишний подарок его госпоже не помешает.

– Верно, всякого, кто явится, приглашай на воскресенье, ибо в ближайшие дни мне будет не до приемов.

– Матушка, родимица, если никому не отказывать, в воскресенье у нас соберется целый гарнизон. Не много ли? Не разнесут ли молодцы в щепы дом вашего папеньки?!

– Напротив, наш дом пострадает, если мы запремся и никого не станем пускать. Я не хочу играть роль осажденной принцессы. Мне это противно.

– Но нельзя и принять всех сразу! Ваши кавалеры перережут друг другу глотки!

– Ничего, живы останутся. Хуже будет, если я стану прятать одного от другого. Ну а если все-таки они схватятся за сабли, папенькины гайдуки мигом остудят их пыл. Нет, Анисим, пусть приходят все. Когда они являются по одному, то все кажутся такими добрыми, ласковыми, совсем как комнатные собачки. А я хочу знать, каковы они на самом деле! В толпе лицемеры куда заметней.

– Ох, матушка, не играйте вы с огнем. А то как взъедятся да уйдут. Будут потом объезжать ваш дом стоверстной дорогой.

– Не все, Анисим, кто-то и останется. Вот тогда и узнаю, кто мне истинно предан.

Старик усмехнулся, очевидно, представив себе это пестрое сборище женихов, потом заметил:

– Когда за дело берется ваш умишко, мне, старику, отчего-то весело делается. Тогда я думаю: большая вы стали, можно мне и о покое подумать, сама моя прелестница может решать за себя житейские вопросы.

– Ну нет, ты мне, Анисим, еще пригодишься. Мне еще замуж надо и детей нарожать. А вдруг в мужья зверь попадется? Кто тогда за меня заступится?

– Ну, матушка, Бог с вами. Что вы такое говорите. На то и голова вам, чтобы не попасть на зверя.

– А вот папенька возьмет – и выдаст меня без моего согласия. И попадусь.

– Тьфу-тьфу-тьфу, – стал отплевываться суеверный гайдук, – какие вы сегодня страхи говорите. Не накличьте беды, матушка. Лукавый и без того западню горазд устроить. Не хотел вам говорить, да видно придется. Я потому пекусь, чтобы вы поодиночке со своими кавалерами разбирались, что сегодня утром приключилась у наших ворот одна непонятная сцена. Какой-то военный будто бы навешал какому-то штатскому знатных оплеух. Хорошо – наши подоспели да развели драчунов. А то бы и до беды недолго. Говорили, этот штатский направлялся к нам. Не иначе кто-то из ваших кавалеров. Оба схватились было за сабли!

– Вот так новость! И ты молчал! Сегодня же узнай имена обоих!.. Если они схватились из-за меня, то без ума от моей красоты.

– Тут вы в точку попали, матушка, «без ума». Оба без ума-разума. Умоляю вас, остерегайтесь глупцов, ибо в тяжкую минуту они первые и направят на вас пики. И потом, если мы будем позволять вашим кавалерам хвататься за сабли, то рискуем сократить их число по меньшей мере вдвое.

– В воскресенье я им скажу. Я им напомню, что достоинство настоящего рыцаря не в силе, а в терпении. Только терпением можно доказать своей даме, что ты действительно верный поклонник.

– Скажите им, матушка, скажите. Иначе войско его величества заметно уменьшится. Думаю, когда его величество князь Сигизмунд дознается о причинах этого уменьшения, то не похвалит нас.

Напоминание о великом князе заставило панну Барбару задуматься. Странно, но она испытывала особое любопытство по отношению к Сигизмунду. Ей никогда не доводилось видеть его вблизи. По этой причине он казался ей фигурой недосягаемой, таинственной, а потому даже в чем-то подобной Господу. Забыв про Анисима, она вдруг представила себя на субботнем балу: его величество идет к ней навстречу, протягивает руку, от нее ускользают черты его лица, зато она слышит чудный аромат духов, исходящий от него, любуется его безукоризненным видом…