Рыцарь перехватил мой взгляд и усмехнулся. Да как усмехнулся! Точно так же он усмехался, когда заметил глазевших на него вилланок.

- Гутун, ты слышишь? – Эдвард снова взял меня за плечо, и это стало последней каплей.

- Да что ты цепляешься за меня? – возмутилась я, опять сбрасывая его руку. – Ты пока ещё жених, а не муж. И ты не имеешь права указывать мне, кого принимать, а кого выгонять. Сэр Мюфла – друг моего отца.

- Ну и что? – настаивал Эдвард. – Он мужчина! Неприлично юной девушке жить в одном доме со взрослым мужчиной! Представь, что скажут об этом люди?!

- Сплетники, ты хочешь сказать? – презрительно произнесла я и вдруг выпалила неожиданно для себя самой: - Сэр Мюфла – мой опекун. И пусть все, кто сплетничает, сгорят в аду за ложь.

Эдварда чуть не хватил удар, когда он это услышал.

- Что?! – переспросил он потрясённо.

- Папа назначил его моим опекуном, это его последняя воля, - сказала я твёрдо и, покосившись, увидела удивлённое лицо господина рыцаря. Он даже остановился – шагах в десяти от нас, уперев руки в бока. – Да, это последняя папина воля, - торопливо сказала я. – И я не могу ее не исполнить.

- Милорд Сегюр назначил… этого твоим опекуном? – Эдвард даже побледнел – то ли с перепугу, то ли от возмущения. – Не может быть, Гутун! Может, этот проходимец соврал тебе… Не верь!

Он стоял спиной к сэру Мюфла, и не мог видеть, как тот поморщился – видимо, не понравилось сравнение с проходимцем.

- У меня есть письмо, - соврала я, не моргнув глазом. Хотя, почти и не соврала. - Там папа поручает меня опеке сэра Мюфла, пока я не выйду замуж.

- Но у нас свадьба через два месяца… - казалось, Эдвард готов расплакаться.

- Вот через два месяца он и уедет, - отрезала я, и тут же ощутила ледяную пустоту внутри. Будто окунулась в колотый лёд не лицом, а душой.

Через месяц этот красивый мужчина уедет, а вместо него в Сегюре поселится толстозадый Эдвард… Будем честными – зад у него, и правда, как колода мясника. Только бараньи туши на такой рубить. Как противно, когда у молодого мужчины такой широкий зад…

- Это кто? – спросил сэр Мюфла жизнерадостно, подходя к нам. – С кем это вы вздумали прогуляться, леди?

Его словно распирало от удовольствия. Так рад, что прокатился голышом перед приличными людьми?

- Господин Эдвард Дофо, - сказала я, глядя прямо перед собой, поверх плеча Эдварда. – Мой жених. А это – сэр Морис Мюфла.

- Это, значит, жених? – Мюфла вытер ладонь об штаны и протянул руку Эдварду. – Вот и встретились, жених.

Судя по всему, Эдвард при знакомстве прекрасно отделался бы шарканьем ножки, но рука была протянута, и он принял её – как с обрыва в омут прыгнул. Я не сразу поняла, что происходит, но когда рукопожатие затянулось до двадцати секунд, а Эдвард из бледного стал красным, догадалась, в чём дело.

- Да прекратите же! – сказала я, с ужасом глядя, как белая и мягкая рука моего жениха сплющивается в загорелой лапище рыцаря.

- Что прекратить? – изобразил он святую невинность, но Эдварда отпустил.

Тот скривился, пошевелив помятыми пальцами, а рыцарь перешёл в наступление.

- На войне был? – спросил он, отбросив всю учтивость.

- Нет, - промямлил Эдвард. - Я – младший сын в семье, мне положено остаться дома.

- Значит, воевал старший брат? – продолжал допытываться Мюфла.

- М-м… нет, - вынужден был признать Эдвард.

Что-то мне подсказывало, что если бы меня не было рядом, он бы соврал – мол, да, старший брат воевал.

- Когда началась война, Эдмунд повредил руку, - пояснила я. – Поэтому его не взяли в армию.

- Калека, значит? – протянул Мюфла.

- Нет, сейчас с ним всё в порядке, - заверила я его. – Пошёл на поправку, когда объявили о нашей победе.