«Ну и духи у Вас, мадам!» – возмутился во сне Виталий Александрович.

«Это последние тенденции Парижской моды», – ответила девица и погладила Ежикова по руке. Прикосновение было липким и влажным.

«Вспотела, что ли?» – мелькнула сквозь сон мысль. Вдруг лодку качнуло, и Виталий Александрович проснулся. Он был по самые уши в рыбе. Ежиков передернулся и стал стряхивать с себя то, что еще можно было стряхнуть.

– Может… Обратно? – осторожно спросил Виталий Александрович

– Обратно – через пару часов, у меня – работа! Катай тут вас – бездельников, – заворчал рыбак.

– Поворачивай, давай, я заплатил! – Ежиков встал, лодка закачалась.

– Тише, поверну сейчас, сядь только, а то перевернемся, – старик перекрестился.

Но Ежикова понесло. Он уже не мог остановиться.

– Поворачивай! – орал Виталий Александрович, как загарпуненный кит, – не могу больше нюхать твою тухлятину!

– Какую еще тухлятину? Рыба только что из моря, пять минут назад плавала, – пытался урезонить дебошира старый рыбак.

– Ничего не знаю! Я платил за прогулку! Давай, к берегу рули! – Ежикова тошнило от запаха рыбы, он наклонился за борт лодки и сам не заметил, как очутился в воде. Вода была холодная и тоже, почему-то пахла рыбой.

– Держи весло! – кричал рыбак, – вот, угораздило меня с дураком связаться.

– Сам… – попытался что-то сказать Ежиков, но только наглотался соленой морской воды.

Он смог-таки забраться назад в лодку и теперь сидел тихо, зарывшись в рыбу. Ему было сыро и холодно. И это только все больше утверждало Ежикова в мыслях о продаже пусть не всех, но хотя бы одного бриллианта.

«А то так и просижу всю жизнь в дерьме», – констатировал Виталий Александрович, – «Только надо это делать аккуратно, чтобы никто и ни о чем не догадался».

На берегу Ежиков попросил у старика какую-нибудь одежку, сходить за сумкой в гостиницу.

– На, вот, тут мои старые вещи, можешь не возвращать, все одно, выкинуть собирался, да руки не доходили, а теперь уж что… – старик отвел Виталия Александровича в свой домишко на берегу, залез в сундук и протянул какие-то вещи.

Ежиков скинул мокрую, скользкую, покрытую рыбьей чешуей одежду, кое-как обтерся и стал одеваться. Рубаха была без пуговиц и вся в мелкую дырку, будто простреленная дробью, штаны едва прикрывали колени и тоже были порваны в нескольких местах. Зеркала в коморке не имелось, потому Ежиков не смог оценить свой вид, понятно, что не ахти, но дед-рыбак одобрительно зацокал языком.

– Отлично! Как на тебя сшито! Носи, не стесняйся, а свое оставь, может, я отстираю, буду в море выходить, а то и выброшу.

Виталий Александрович шел по городу в рваной рубахе и дырявых штанах на голое тело. Люди оглядывались, кое-кто даже покрутил пальцем у виска, когда Ежиков вошел в холл гостиницы, но все остальные вещи находились в номере, в который еще нужно было попасть. Виталий Александрович с самым непринужденным видом подошел к стойке и попросил ключ от номера.

– Мужчина, Вы вообще, соображаете, куда пришли? У нас приличное место, а у Вас, простите, зад неприкрыт. Я сейчас полицию позову.

– Но мне необходимо попасть в свой номер. Со мной несчастье произошло, я чуть не утонул, – Ежиков выдавил из себя слезу, – вещи испорчены, мне дали одеться в это. Вот, смотрите, – он протянул мокрую измятую карточку гостя.

– Ладно, только быстро, – женщина рассмотрела бумажку и как-то брезгливо кинула ключ от номера – действительно, с кем не бывает.

Ежиков схватил одной рукой ключ, другой – прикрыл дырку, которая, и правда, открывала почти всю его попу, и попятился к лифту, спиной нажал кнопку и стал ждать. Вскоре лифт остановился на первом этаже, оттуда выпорхнула стайка молодежи в спортивных костюмах и ошарашено уставилась на Виталия Александровича.