– Что именно?

– Образцы крови, волос и «пальчики».

Альбер нажал кнопку. Появился молодой человек, скорее похожий на манекен серийного производства или новенький, с иголочки, сержантский китель: если он и имел какие-то индивидуальные черты, выделить их было невозможно.

– Пакет – в лабораторию. Результаты сразу по получении – немедленно ко мне на стол.

– Есть.

– Я хочу знать ваше мнение по поводу происшедшего инцидента, – обратился Альбер к Корту. – Что там произошло на самом деле? Нападение группы, подобной вашей?

– Нет. Это сделал один человек.

– Диверсант? Профессионал?

– Судя по результату, это именно так.

– Вот как? А точнее?

– Это был тот, с кем проводилась «работа». Вернее – «обработка».

– Итак: вы обнаружили ампулы. Догадаться, что это такое несложно профессионалу вашего уровня. И вы продолжаете настаивать, что после… обработки этот человек был способен расправиться с четырьмя вооруженными людьми, двое из которых – достаточно квалифицированные специалисты именно в смысле… э-э-э… действия?

– Были.

– Что?

– Были. Теперь это просто трупы.

– Вы настаиваете на своей версии?

– Вы спросили мое мнение, я ответил. Ну а что до версий или аналитики – это не мой предмет.

Снова зазвучал зуммер внутреннего телефона.

– Слушаю.

– Объект готов к разговору. Правда…

– Да!

– …он несколько перевозбужден от введенных препаратов. И еще – мы можем гарантировать его… активную деятельность только в течение тридцати – тридцати пяти минут.

– Немедленно ко мне.

– Есть.

– Корт, я попросил бы вас задержаться на некоторое время. – Хозяин нажал кнопку. Появившийся «китель» застыл бездушно в дверях, ожидая команды. – Проводите в бокс.

– Есть. – «Манекен» повернулся в полупрофиль, кивнул Корту, приглашая следовать впереди.

За окном хлестал плотный дождь. Вода стекала по стеклу, делая его похожим на отлитое мастером произведение; но очертания влажных узоров менялись прихотливо и скоро, можно было любоваться ими бесконечно долго и – думать.


Константин Кириллович Решетов, закутанный в махровый халат, с волосами, еще влажными после ванны, сидел в удобном низком кресле и курил первую за день папиросу. Аромат прекрасного табака наполнял комнату: папиросы он изготовлял всегда сам из смеси турецких, Каролинских и английского трубочного Табаков. В отдельной комнатке стояла и специальная машинка, принадлежавшая еще его деду, затем отцу. Мужчина перемешивал и измельчал табаки всегда вручную, толстым тесаком, и только затем набивал гильзы. Именно во время этого занятия к нему приходили самые светлые идеи.

Решетов позвонил в колокольчик. Через пять минут появилась горничная с подносом, на нем – чашка свежеприготовленного кофе. Оставив поднос на низком приставном столике, женщина удалилась; он взял толстостенную чашку и с удовольствием отхлебнул обжигающего напитка.

Просыпался Константин Кириллович не рывком и не сразу. Он всегда с иронией читал какие-то заметки, авторы которых предлагали читательской «пастве» буквально вытряхиваться из постелей, бежать немедля «от инфаркта», лезть под ледяной душ… Эти идиоты сами пытались когда-нибудь выполнить то, что предлагали? Беспросветная глупость!

Точно с таким же маниакальным самомнением многие сетовали на то, что сон отнимает у людей чуть не треть активной жизни, выдумывали способы кто – сократить, кто – вообще обойтись без сна, заменить его пятнадцати-двадцатиминутным «глубоким медитированием»… Эти же «ученые» вывели, что лучший сон – это крепкий и без сновидений… Словно в яму провалился – и продолжай активную жизнь! Будто человек – не живое, духовное существо, а механизм, функционирующий в заданном режиме, и ночь – просто досадное недоразумение, когда «машина» должна дозаправиться в некоем «боксе» и – вперед, к новым свершениям… Свершениям – чего?.. Все – суета сует…