Он приходил к ней, когда нечем было заняться по вечерам, сначала просто попить чаю и посмотреть телевизор, а потом с шахматной доской, и начинал свои уроки. Ничем хорошим это, правда, не заканчивалось, они ссорились, но через какое-то время все начиналось сначала.

Она вспомнила один их яркий вечер.

– Поставь ферзя на место. Ферзь не может перескакивать через фигуры, – Гоша с досадой смотрел на Тамару, в третий раз объясняя правила игры. – Пожалуй, единственное, что ты смогла запомнить – это как ходят пешки, все остальное приходиться повторять каждый раз заново.

Тогда Гоше было двенадцать, а Тамаре девять, и в этом возрасте, по его мнению, пора бы уже соображать.

– Не надо, – возражала Тамара. – И конем, как ходить помню, и другими тоже… Ты же сам говорил, что королева ходит, как хочет.

– Как хочет, то есть имеет больше возможностей, а так для ферзя правила такие же, как и для других фигур. Что непонятного? – Жора злился, сверкал глазами и чесал подбородок.

– Так бы и говорил, а то, как хочет. Как хочет – это значит, что на ферзя правила не распространяются.

Гоша все-таки научил ее играть, но много позже.

А на свадьбу подарил шахматы.

– Очень смешно, – сказала Тамара, глядя на подарок.

– Это не тебе, а Семенову. Я теперь с ним играть буду.

– Ну, ну, – протянула Тамара, скептически приподнимая бровь, а про себя подумала, что только присядьте.

Но, как оказалось, шахматы в семье прижились, и Гоша тоже. Он заходил даже по дороге с работы выпить чаю и перекинуться парой слов, когда не занимался каким-нибудь важным заказом, пропадая неделями.

Гоша обдумывал услышанное.

– Интересная комбинация, – наконец выдал он.

– Знаешь какой-нибудь «Эрудит», который может быть связан с картинами?

На памяти Гоши был только один «Эрудит,» закрытый клуб любителей культуры – эстетов и снобов.

– Я уточню. Жди.

Буквально через полчаса он перезвонил, сказал, что пробил еще несколько адресов, но в основном это были конкурсы, или что-то, связанное с образовательной программой.

Влад иронически хмурил брови.

– А почему ты решила, что Эрудит – это не кличка человека, не название чего-то менее пафосного, а именно клуб? – спросил он.

– А потому, что он сказал тогда – никаких имен и названий.

– Ну и что, так почему не имя, а название?

– Думаю, что он тогда бы просто сказал – никаких имен.

– Да ладно. Хотя… не знаю. Не вижу особого смысла. Так сказал или так.

– Люди ничего просто так не говорят. И потом, если это имя, кличка, то можно рассмотреть, как второй вариант. Но скорее всего – это название.

Тамара задумалась.

– Слушай, Влад, а ты кого-нибудь из них разглядел?

– Да не особо. И темно было.

– Ну да, я тоже не особо.

На третий день Влада опять вызвали, и вернулся он очень хмурый и задумчивый. На вопросы Тамары не отвечал, а потом сказал, что кто-то в своих показаниях указал на него. Тамара не сразу поняла, о чем он говорит, но Влад пожал плечами и ударил кулаком в стену.

– Я не поняла, кто показал? – Тамара невольно сжалась в ожидании ответа.

– Не знаю, мне не сказали. Сказали только, что есть заявление свидетеля, который видел меня с картинами.

– И что теперь?

– Пока ничего. Но, похоже, я типа подозреваемый. Сегодня опять давал показания, вот так.

– Немыслимо. И что теперь?

– Пока ничего.

Влад рассказал, что передал разговор на палубе, но, похоже, ему не придали особого значения, и клички такой никто не слышал.

Тамара позвонила Гоше и начала выяснять все, что он знает про этот клуб. Гоша поведал, что клуб закрытый, существует уже пять лет. Президент клуба живет в Париже и приезжает раз в месяц, а то и реже, только на мероприятия или по делам. Заправляет всем его заместитель. Тамара пытала Гошика, есть ли среди его знакомых, кто-нибудь, кто входит в этот клуб или хотя бы как-то к нему близок.