– Вряд ли я покажусь хотя бы на пленарном заседании, – резко сказал Старший Дипломник, – я не привык шестерить перед начальством. Кроме того, у меня еще не набрана статистика.

– Мы должны быть там, где трудно, – пожали плечиками Тея-большая и Тея-маленькая.

– А где будет конференция? – спросил точный Е. Бучкиц. – Тоже важно.

– На республиканской турбазе. На озере. Автобусы администрация дает…

– Оооо… Аааа…

Начался стихийный выброс мнений. Все загалдели как в кулуарах.

– Посмотрим, – тихо сказал Эпикур. – Еще ничего не закуплено.

– Ну да, сфокусируйтесь, – командовал Кондор, расхаживая у доски. – Какая у кого тема и вообще.

– Да зачем? Все там купим.

– Список тем и ответственных товарищей надо составить немедленно. А открывашки обязать взять всех! А то никогда ни у кого нет.

Входить в режим не имело смысла. Стоило переварить информацию. Перспективные ЦУ так даром для нас не проходят. Осознаешь, насколько ты быдло и насколько ты творец. И насколько уступаешь рутине. Все склонились над бумагами.

Вошел в тихо пропевшую дверь помятый Митюля. Он опаздывал настолько, что говорить об этом просто не имело смысла.

И товарищ Кондор ласково заметил:

– Движется космическое тело.

Осуждать не любили. Помнили, как вахтерша «товарищ Зеленая», годами ходившая в зеленом платье, однажды вошла на пьянку: «Сколько можно отмечать Новый год?». Ей никто не ответил. «Можно веселиться, но не до такой же степени?»

Эта лаборатория для товарищ Зеленой – красная тряпка. Но Зеленая ни для кого не парадигма. Вахтеров в институте трое, но как только пиво пить – так дежурит Зеленая. Поэтому когда она на вахте, хочешь не хочешь, а бадейку настраивай. Закономерность. В этом смысле Зеленая – парадигма.

Митюля Попутчик внимательно оглядел суровую обстановку трудовых будней. Затем продолжительно вздохнул.

– Вы вообще… – тускло сказал он.

Все молчали, никто вслух не поддерживал. Хотя про себя сопереживали. Еще как!

Митюля попытался открыть свой стол и не смог. Он еще плохо ориентировался в этом мире.

– Я у кого ночевал? – спросил он как можно тактичнее.

– Об этом не говорят вслух, – заметил Борода. И указал глазами на румяного Змей Горыныча, который сильно гримасничал.

Тот сказал несколько фраз с этими ужимками, но на ультразвуке, за порогом слышимости.

– …А потом ты пришел ко мне, – втолковывал, жестикулируя, Змей. – Вернее, тебя привезли. Потому что – туда! где ты был! – вернулись родители. И произошла очистка территории. Понял?

– Почти.

– А ключ мой у тебя?

– Какой ключ? Нету. Мне чужого не надо.

– Я тебе на шею вешал, ну?

– Ага, вот он. Следовательно, спасибо.

И опять воцарилось. Многим хотелось узнать, куда кто девался после того, как… Но было еще не время.

– Вы опять, опять… – покачал головой Кондор.

– А тебя почему не было? – бесцеремонно спросил Горыныч, желая опередить нападки Кондора, но отчасти превышая…

– Я бы мог спросить, почему ты не был на конференции, – зловеще улыбнулся Кондор, – ну да ладно. Не считайте меня полным штрейкбрехером. Ко мне просто приехали предки из Мелитополя.

– Да нет, Кондор у нас мужик неплохой, – догадался Комбрат.

– Не какой-нибудь зануда. Душа-парень…

Все затихло. Кто зашелестел, кто-то распахнул, но минимально.

– Жизнь дала трещину, – намекнул Митюля Попутчик.

Это была правда. Но кому она нужна, такая горькая правда? Лучше сладкая ложь. Лучше сладкая правда, чем горькая ложь.

– Я поражен… Мы только вчера пили водку! Как жить дальше?

«Удивлялась птица-боинг, заедая гоби яком…

Как вы можете, ребята, столько лет без капли влаги?» – процитировал Е. Бучкиц.

Попутчик искал попутчиков, но еще было не время. Он не ориентировался. И, сломленный людским равнодушием, тихо вышел из лаборатории. Зато вошел давешний дипломник и лихо пришвартовался прямо к Бороде.