Тут уже Платон не знал, что ответить. Он предложил Бонтондо самому выбрать себе место ночлега, но тот сказал, что он останется с «хакимом»-доктором. Бонтондо не отходил от доктора Легга и каждую свободную минуту просил показать ему зажигательное стекло.

      За ужином выяснилось страшное – они в суматохе сборов забыли кофейные зерна. Об этом доктор Легг и сообщил Бонтондо – тот уже давно поглядывал на котелок-даллу, сиротливо и пусто стоящий у костра.

– Бонтондо!.. Мы забыли кофе, – сказал доктор с виноватым видом.

Платон перевёл.

– Как забыли кофе! – вскричал Бонтондо, широко раскрывая круглые глаза. – Совсем забыли?.. Совсем-совсем?

У него выступили слёзы. Он был искренне огорчён. Так огорчён, что все подумали, что он пошёл с ними в пески не только из-за зажигательного стекла. Впрочем, расстраивался Бонтондо не долго. Быстро поужинав, он ушёл по своим делам. Скоро до англичан из разных мест лагеря доносился его весёлый смех.

Потом невдалеке отзвучал вечерний намаз. Всё предвещало спокойную ночь, и вот она пала на землю. Низкое чёрное небо было так близко, что, казалось, до него можно было дотянуться рукой. Звёзды, круглые и яркие, наоборот, сияли так высоко, как нигде на земле. Было слышно, как невдалеке катаются по песку верблюды, как они, звеня бубенцами, чешутся ногами. И даже многоголосый вой шакалов не вызывал особого трепета.

Капитан заглянул в шатёр к мистеру Трелони и, смущаясь, протянул ему пеньюар лазурного цвета.

– Возьмите, Джордж, – сказал он. – Это – вам.

– Какой роскошный пеньюар, – поразился мистер Трелони. – Такой нежный цвет и тонкий шёлк. Откуда он у вас?

Капитан не знал, что ответить. Наконец, выговорил:

– Чёрт его знает! Наверное, купил для вас! А вот когда – забыл. Вроде и не пил много… Какой-то провал памяти. Так что, забирайте и носите с удовольствием.

Мистер Трелони открыл уже рот, чтобы разразиться гневной тирадой, но не сказал ничего.

****

Марианна спустилась к себе в сьют.

Как и обещал верстальщик, было раннее утро, и горничная ещё не успела убрать у неё. Марианна увидела в номере тот же разгром, который она оставила, уходя в ресторан. Разбросанная золотая посуда на ковре, какие-то вещи, лежащие в беспорядке, а на кровати, на смятых, растерзанных простынях – месиво из давленного красного винограда. И сразу у неё заныла душа, как размозжённая – она вспомнила капитана Линча, его тяжесть на своём теле, сладость виноградного сока на его руках и груди, крепость его коленей, раздвигающих её бедра…

И это всё он теперь не помнит?

Она почувствовала обиду на судьбу. А главное – обиду на мистера Время, который взял с неё слово не видеться с капитаном. И она это слово ему дала, потому что была под впечатлением момента: гормоны бушевали в её крови, и в руках верстальщика она таяла, как воск. Но теперь она почти успокоилась, и ей стало безумно жаль… Ах, что она натворила? Дурочка, не смогла отвертеться и дала обещание!

Она присела на край кровати и задумалась… Надо отправляться на остров Арген, к девочкам. Что там с ними?.. И тут неожиданное прозрение пронзило Марианну, и она даже вскочила с постели: верстальщик говорил, что смерть отверстать он не в силах… Значит, девочкам не грозило утонуть в прибое? Значит всё, что могло с ними случиться – это потерянная в волнах туфелька?

Она застонала от ярости, потом горько рассмеялась… Мистер Тайм обманул её! То есть, она сама обманула себя! А он заставил её поверить, что детям грозит опасность, что их надо спасать! И она… Стыд волной пошёл по её лицу, шее, груди при воспоминании о том, что она вытворяла с верстальщиком в постели… Ну, и ещё в его личной спа-зоне… И в гостиной на диване… Дрянь! Везде успела наблудить за три четверти часа!