Она при виде него вздрогнула, словно увидела привидение:

– Петька! Ты ли это? – И вытащив руки из тазика с водой, вытерла их о свою серую кофту, которая больше напоминала мешок.

– Я, Любовь Павловна. Я… – Остановился он, в нерешительности.

– Тебя что же выпустили? Или сбежал?! – Охнула она.

– Выпустили. Досрочно. За хорошее поведение.

– Это ж сколько ты отсидел? – Подошла она к нему и хотела обнять, но он не позволил, аккуратно приостановив ее морщинистые руки.

– Три из пяти. Яна дома?

– Яна? – Вздохнула она. – Идем, я тебя чаем напою… Идем, Идем. Нечего в воротах стоять. – Оставила она его без ответа, и ему пришлось проследовать за ней в дом.

Пока она кипятила чайник на плите, тот осматривался вокруг: все лежало на тех же местах, как и несколько лет назад. Книги, которые читал Янкин отец, газеты на краешке стола. Ваза на подоконнике, в которой часто стояли ромашки, которые он собирал для неё в поле. Не было только у входа ее туфель, в которых они ходили на дискотеку, и резиновых сапог, в которых она ухаживала за скотом…

– Нет ее… – Догадался Петька и огорченно посмотрел на Любовь Павловну.

– Нет, Петечка, нет… – Поставила она перед ним горячую чашку чая и пододвинула хрустальную пиалу с клубничным вареньем. – Конфеты будешь? «Хризантема» есть, я напекла. —Убрала она салфетку с вазочки, в котором лежало печенье.

– Янка где? – Зачерпнул он ложкой варенье и положил его в кружку.

– Уехала. Сразу, как тебя посадили. Взяла чемодан с вещами и отправилась в город. Обещала писать, приезжать, деньгами помогать… И ни слуху, ни духу. Даже не знаю, жива она или нет. Ни одной весточки. Я хотела поехать за ней, а куда, не знаю! Да и отец не пускает. Говорит, «нет у меня больше дочери», и ты, если поедешь, то меня предашь. А у меня сердце болит, разрывается… Что там с моей девочкой? Как она там? Все ли в порядке… вдруг ей жить не на что, спать не на чем… Отец ее обиделся, я его понять могу, ведь она даже не попрощалась… Но с матерью родной за что так?

– Не знаю. – Мрачно покачал он головой.

– Она тебе, может, что писала? – С надеждой коснулась она его плеча.

– Нет. Ни строчки.

Они оба замолчали. Любовь Павловна смахнула выступившую слезу.

– Петька, ты то сам как?

– Нормально. – Поморщился он, отпивая горячий чай.

А что еще ему оставалось ей сказать? Его жизнь была испорчена тремя годами, проведенными в заключении по вине ее дочери.

– Вот что, Любовь Павловна, я поеду в город и отыщу ее. Мне поговорить с ней надо. И заодно скажу, чтобы приехала и вас навестила.

– Ох, Петечка, неужели любовь ещё не прошла? Зачем тебе она… Хоть она и моя дочь, моя кровиночка, но дурная… – Запричитала она.

– Я сказал, поеду. И точка.

– Поедешь? – Все еще не верила она.

– Поеду. – Твёрдо заявил он.

– Вижу, принял решение. – Грустно посмотрела она на него.

Жалко ей было Петьку, она знала его с малых лет.

– Ещё в тюрьме.

– Когда хочешь ехать? Я ей письмо напишу, молоко, яйца домашние соберу в сумочку небольшую, печенье положу… Ты передашь?

– Передам. Завтра утром поеду. Только давайте без яиц и молока.

– Почему?

– Потому что не знаю, сколько искать ее буду.

– Тогда хотя бы письмо, Петечка… Я напишу ей несколько строк, будь добр, возьми… А печенье я тебе в дорогу заверну. – Смахнула она слезу.

– Завтра в семь утра заберу у вас все. – Поднялся он из-за стола.

– Найди ее, Христом Богом молю, найди мою доченьку. —Перекрестилась Любовь Павловна.

– Найду. Непременно найду! – Пообещал он.

На следующее утро, ровно в семь, как и обещал, он забрал у неё письмо, небольшой кулек с печеньем и конфетами и отправился на автовокзал. Там он купил билет и запрыгнул в последнюю минуту в автобус, идущий в город.