С этого дня каждые сумерки заставали меня на Калле дель Обиспо. Солнце не обязательней заходило за снежные вершины Кордильер, чем я шел по улицам к дому Мерседес Вилла-Сеньор.

Мне не трудно было узнать имя девушки и другие сведения о ней. Каждый встречный прохожий мог рассказать, кто живет в величественном доме с фресками.

– Дон Эусебио Вилла-Сеньор, рико , с двумя дочерьми – мучачас муйлиндас (очень красивые девушки)! – таков был ответ первого, к кому я обратился за разъяснением.

Далее мне сообщили, что дон Эусебио испанского просихождения, хотя родился в Мексике; что в венах его дочерей только андалузская кровь – чистая сангре азул (голубая кровь).Он один из самых знатных жителей Пуэбло.

В этих сведениях ничто не могло остановить мое зарождающееся восхищение дочерью дона Эусебио. Напротив.

Как я и предсказывал, вскоре меня подхватил вихрь страсти; и при этом я даже словом не обменялся с той, что вызвала эту страсть!

У меня не было никакой возможности поговорить с ней. Нам не позволяли вступать в контакт со знатными горожанами, за исключением сухих формальностей в некоторых официальных делах. Но всеми официальными делами занимались мужчины. Сеньориты оставались за закрытыми дверями; их так тщательно прятали от посторонних взоров, словно каждый дом превратился в гарем.

Но мое восхищение такие досадные препятствия не уменьшили; и мне удалось несколько раз увидеть, правда, на расстоянии, ту, что так меня заинтересовала.

Вряд ли можно было не понять мои взгляды, с их пылкой страстью.

Мне казалось, что они не остались незамеченными; и что в ответных взглядах было не простое любопытство и доброта.

Меня переполняли надежда и радость. Любовное приключение, казалось, приближается к благополучной развязке; но тут в поведении жителей Пуэбло произошла перемен, которую я уже описал, и они стали относиться к нам с гораздо большей враждебностью.

Вряд ли нужно говорить, что новое положение мне не понравилось. Мне приходилось по необходимости прекратить свои вечерние прогулки; в тех редких случаях, когда удавалось их совершить, я больше не видел Мерседес Вилла-Сеньор!

Ее тоже, несомненно, вынудили удалиться в отшельническое заключение: теперь все сеньориты так жили.

Но моя страсть зашла так далеко, что никакие соображения об опасности не могли меня остановить. Надежды мои окрепли; подталкиваемый ими, я не терял ни одной возможности украдкой выбраться из казармы и направиться на Калле дель Обиспо.

Меня не останавливали ни опасность на улицах, ни строгий приказ держаться от них подальше. За один взгляд той, которой отдал свой шнурок от сабли, я отказался бы от всего жалованья; и чтобы получить этот взгляд, я ежедневно рисковал своим жалованьем и должностью.

И все напрасно. Мерседес я больше не видел.

Неопределенность скоро превратилась в пытку: больше я не мог выносить ее. И решил попытаться связаться с девушкой.

Счастливы влюбленные, потому что могут передать свои мысли бумаге! Я решил написать письмо и адресовать его «донье Мерседес Вилла-Сеньор».

Передать ей это письмо – проблема гораздо более трудная.

В доме есть слуги-мужчины; они постоянно заходят и выходят через большие ворота. Кто из них не выдаст меня?

Вскоре я сосредоточил свое внимание на кучере – высоком малом в бархатных брюках; я видел, как он выводит сытых лошадей и запрягает их в карету. В его внешности было достаточно от «пикаро » (плут, пройдоха), чтобы я был уверен, что сумею его подкупить.

Я решил испытать его. Если дублон окажется досточной платой, мое письмо будет доставлено.

В своих вечерних прогулках, часто затягивавшихся до ночи, я заметил, что этот слуга выходит; выполнив свою дневную работу, он, по-видимому, получал разрешение отправиться в