– Слава! – крикнула Варя, бросаясь в его сторону.

Ее брат умел ходить, бегать и прыгать, отлично различал речь и мог сам говорить, а еще хорошо писал диктанты. До тех пор, пока в мозгу что-то не перемыкало, и он застывал посреди комнаты, плача от бессилия, что не может передвинуть ногу.

Мозг поврежден. Здоровые клетки могут взять часть функций на себя, но, скорее всего, медленно и они начнут отмирать.

Через несколько лет Слава должен был умереть, если раньше не попадет под машину, перевернет на себя кипяток или упадет с лестницы, свернув шею.

Это сказали врачи родителям, когда Славе было полтора. В декабре ему исполнилось семь, и он все еще не лежачий, без ИВЛ и даже сам ходит и учится в школе. И у него есть все шансы прожить дольше, пока мозг позволяет.

– Слава! Ты меня слышишь?

У него почти не было проявлений болезни, влияющих на восприятие: да, иногда Слава не мог выбрать между вилкой и ложкой, или терял смысл сказанного, не улавливая некоторые звуки, но тогда он доставал красную карточку, и ему с радостью помогали, не делая из ребенка инвалида. Не создавая гнетущей атмосферы и жизни в ожидании конца.

Но не в том случае, когда он не мог подчинить себе даже одного пальца, не то, что целую руку.

На протяжении двух лет после постановки диагноза Варя каждую ночь вставала в уборную и слышала, как мама тихо плачет на кухне, а папа ее успокаивает. Потом, видя, что Слава мало чем отличается от сверстников в саду, она немного успокоилась.

Но все еще смотрела на Славу, как на ходячий труп.

Варя присела напротив брата, заглядывая ему в глаза: ясные, все понимает, не закатились. Судорог тоже нет.

– Скажешь что-нибудь?

Слава не двигался, однако обычно во время приступов мог говорить. Хотя и с большим трудом, но именно речь помогала ему расшевелить остальное тело.

– Д-д-дима, м-м-ен-н-я…

– Что?

Варя не станет ему помогать и угадывать. Он такой же мальчик, как и остальные семилетки, а в таком возрасте не помогают разговаривать. Варя была уверена, что чем меньше она заостряет внимание на особенностях Славы, тем менее больным он себя чувствует. Да, ему сложнее дается эта жизнь, но бегать за ним вечно никто не сможет. Ему нужно учиться, чтобы не отличаться от остальных. Уметь справляться с самим собой самостоятельно.

– П-осадили, или, или да…

– Куда вас посадили?

– З-за парту, одну, двое, да.

Иногда в такие моменты заплетался и язык, а из-за рта непроизвольно вылетали неподходящие слова. Но именно речь запускала тело, и Слава должен был говорить как можно больше.

Варя кивнула.

– Вы подружились с этим Димой? Чем он увлекается, какие игры любит? – как ни в чем не бывало, спрашивала она, не обращая внимание на капающие слезы брата.

Это нормальная реакция. Ему тяжело, поэтому и плачет. Не стоит зацикливаться на этом.

– Брат, давал, стер, растр…

– Бравл Старс? Так у вас уже есть общий интерес, получается?

Вместо ответа Слава едва заметно кивнул и шмыгнул сопливым носом. Варя достала из кармана бумажный платок и протянула ему.

– Вытри.

Глаза его округлились и намокли еще сильнее. Варя видела, как быстро капли замерзают на его щеках, и произнесла настойчивее:

– Вытирай. Ты же не хочешь, чтобы все увидели, как ты плачешь, правда?

Слава задрожал. Не понятно, от холода, рыданий или судорог, но не упал, а это можно было считать победой. Варя держала платок на уровне его груди, и чтобы забрать его, потребовалось бы поднять руку. Потребовалось перебороть себя и собственный мозг. Показать, кто здесь хозяин.

Во время каждого приступа Варя задумывалась, как же люди на самом деле не ценят послушное тело и мозг, дающий нужные команды. Как забывают, сколько процессов должно пройти в организме, чтобы ты просто поднял руку. И как на самом деле ужасно, когда на одном из них случаются сбои.