Утром крейсера вышли в открытое море. Курс на Мемель. Корпуса их дрожат и точно дышат, запыхавшись от полного хода.

Но как бы ни шуровали кочегары, как ни старались машинисты – перед крейсерами 300 миль пути. Они вынуждены идти весь день совершенно открыто. И если в море нет большого неприятельского флота, то всегда есть дежурные подводные лодки, которые или атакуют, или предупредят по радио о движении наших судов к неприятельским берегам. Трудно, невозможно почти, думать, что крейсера нагрянут к Мемелю врасплох.

И вот сама природа неслышно становится на нашу сторону в этой жуткой игре на жизнь и смерть. Легкая завеса тумана опускается вокруг. И весь день крейсера идут по спокойному морю, как в шапке-невидимке, скрытые от нескромных взоров и от ударов из-под воды.

К вечеру туман густеет. Концевые корабли колонны – «Рюрик» и присоединившийся к нам днем «Новик» – давно уже не видны. По законам мореплавания в тумане все корабли должны идти малым ходом, давая о себе знать сиреной через каждую минуту. Теперь смешно даже вспоминать об этом. Крейсера продолжают свой мощный бег – в густом тумане и в темноте. Каждый крейсер видит перед собой только слабо мигающий кильватерный огонь, исчезающий сейчас же, как только идущий сзади выйдет из кильватерной струи. А найти потом трудно, иногда и невозможно. Поэтому чрезвычайное напряжение царит на мостиках. Рулевые, вцепившись в медные пальцы штурвалов, чутко держатся за огонек. Вахтенные начальники не выпускают из рук шнура, условными звонками прибавляя или убавляя по 5—10 оборотов машины, чтобы нагнать или слегка отстать в случае сближения или удаления.

Вахта страшно трудна в такой момент. Командиры не покидают рубки. Штурмана следят за каждой пройденной милей. Комендоры спят у своих пушек.

На верхней палубе потушены все огни. Гробовая тишина. Широкая пенистая дорога мириадами влажных искр стелется за кораблями. Журчат забортные струи. Море точно дышит в спокойном, тихом сне.

Вдруг яркое пятно света блеснуло слева. Все насторожились. Каждый на своем месте и каждый, как натянутая струна…

Невозможно решить, что это. Догадки бесполезны. На адмиральском корабле замигал зеленый огонек: «Ворочаю вправо». Сигнал немедленно пробежал по всей колонне с крейсера на крейсер. Теперь только бы не оторваться друг от друга на повороте. Найти потерянное место в тумане невозможно.

«Баян» благополучно повернул за адмиралом, не выйдя носом из кильватерной струи. В этот момент, слева, в мутном сумраке ночи промелькнули два силуэта.

В закрытых палубах сдавленно протрубили горны. Боевая тревога. Команда неслышной поступью, босиком, разбежалась по местам. Спеша на мостик, младший штурман натолкнулся у машинных люков на темную фигуру. Присмотревшись, увидел, что это игумен Вассиан, в епитрахили, с кропилом. Младший штурман улыбнулся. Он думал, что игумен спит. Но вот – он на посту по боевой тревоге. Несколько капель святой воды упало лейтенанту на лицо, принеся с собой таинственно обновляющую свежесть.

На мостике глубокое молчание. Бригада идет измененным курсом, уклоняясь от возможных встреч, чтобы не опоздать отдать Мемелю свой страшный салют на рассвете.

Слабым миганием ратьера адмирал запрашивает по линии о составе колонны. Запрос быстро передается с крейсера на крейсер. «Рюрик» и «Новик», бывшие концевыми, – не отвечают. Оторвались во время неожиданного поворота. Неудачный маневр. Бригада лишилась своего сильнейшего корабля. Но цель дана, и адмирал ведет к ней корабли без колебаний.

Кругом туман; капельки росы влажной пылью осели на башнях, пушках и надстройках, и, если приложить к ним руку, тоненькие струйки побегут в рукав.