– Послушайте, мистер Джалалудин, давайте говорить прямо и откровенно?

Тот усмехнулся:

– А кто вам мешает? Мудрецы в старину говорили: «На свете нет ничего, что заслуживало бы более продолжительного тюремного заключения, чем язык». Вы хотите быть откровенным? Нет ничего проще. Я готов выслушать.

Журналист кивнул, выражая удовлетворение:

– Мне нужна ваша помощь. Кабир не смог выделить время для встречи со мной, в связи с известными обстоятельствами. Но я точно знаю, что один из интересующих меня людей, пленный офицер, уже убит людьми Заки. Это очень плохо, но не критично. Гораздо хуже, что второй узник, капрал Коробов, сегодня смог совершить побег. Я понимаю, что беглецы не уйдут далеко. Но беда в том, что старейшина распорядился предать их жестокой казни.

Полевой командир изобразил равнодушие:

– Что плохого в казни неверного, убившего начальника охраны и дерзнувшего совершить побег?

Американец едва сдержал гнев. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы успокоить нервы. Наконец он смог заговорить. Негромко, но с напором:

– Вы правы. Вижу, что вам безразлично, как вождь маленького племени будет распоряжаться вашей собственностью. Я ведь знаю, что пленные шурави принадлежат именно вам. Не так ли?

Джалалудин снова усмехнулся. Ему очень нравилось безнаказанно поддразнивать «журналиста»:

– Мистер Алжирец! Вы ведь хотели поговорить о деле, а сами блуждаете в собственных фантазиях. Мне кажется, что вы немного заблудились в своих видениях. Быть может вам надо просто отдохнуть? Уверяю, утро освежит ваш разум. И нужные для хорошей беседы слова сами сложатся в правильные фразы.

«А ты не так прост, как мне показалось сначала. – Подумал американец, заставив себя улыбнуться. – Ну что же? У тебя есть чему поучиться. Хорошо. Пусть будет, по-твоему». Стерев с лица чересчур слащавую улыбку, он осторожно заговорил:

– Правительство моей страны уже заплатило многоуважаемому доктору за этих узников. Один из них погиб. Учитывая сложившиеся обстоятельства, я, со своей стороны, готов компенсировать лично вам, уважаемый Джалалудин, ваши моральные издержки. Причём, вполне материально. Мне нужен этот русский капрал. И вы должны мне помочь.

Боевик поморщился, но стерпел. В конце концов, что можно взять с кяфира, разум которого поражён гордыней? Не лучше ли просто получить деньги за небольшую услугу? Немного помолчав для солидности, полевой командир подвёл итог:

– Я не против сделки с правительством вашей страны, уважаемый Алжирец. И готов оказать вам помощь. Пленные действительно являлись моей собственностью, до тех пор, пока в дело не вступили законы пуштунвали. Мне будет очень трудно убедить Кабира, чтобы он сохранил жизнь русскому капралу.

«Журналист» не смог сдержать вздох облегчения:

– Моя благодарность будет очень весомой.

Джалалудин слегка наклонил голову, скрывая презрительную улыбку:

– Охотно вам верю…

Глава 10. Похоронка

Елена Сергеевна Коробова постепенно возвращалась к жизни и обживалась на новом месте. После памятного разговора с мужем она хоть и с трудом, но пересмотрела свой взгляд на события, круто изменившие многолетний семейный уклад. И даже служба сына в армии перестала казаться ей катастрофой. В немалой степени такому повороту способствовала беседа с отцом, бывшим высокопоставленным партработником, а ныне заслуженным пенсионером союзного значения. «Понимаешь, дочка? – Неторопливо говорил Сергей Иванович, с благодарностью принимая из её рук чашку горячего чая. – Время не стоит на месте. Лично я не понимаю нынешнее руководство. Не понимаю, но и не возмущаюсь громко. Михал Сергеевич решил народцу побольше свободы дать? Интересно, а с чего он решил, что её не было? Всё с ног на голову перевернул. «Застой» какой-то выдумал. Позёр и болтун! На основы замахнулся. Такой подход – это мина замедленного действия. Как и когда она рванёт не знает никто. И я не знаю. Дай Бог не дожить мне до этого… Одно я знаю точно: у руля станут новые люди. Не усидит Мишка на троне. Кишка у него тонка. Он даже Никите в подмётки не годится. Несёт ахинею. Думает, что его болтовня реальные дела заменит. Нет. Не выйдет. Это сейчас народ хлопает в ладоши, не вслушиваясь. А когда вслушается и поймёт, что ничего путного генсек так и не сказал и не сделал… Вот тогда он и полетит, кувыркаясь. Я думаю, что твой Юра правильную ставку сделал. Прочувствовал ситуацию. Моя школа! Ты как хочешь, но Павлик свою дурь вовремя выкинул. Как говорится, нет худа без добра. Плохо, конечно, что человек пострадал… Но куда ж без этого? Его выкрутасы забудутся в конце концов. А вот то, что он в армии служил, да ещё и в Афганистане… Такое никогда не забывается. И мужу твоему в росте поможет, и Пашке в будущем пригодится. Ведь когда власть меняется, а дело к этому и идёт, все начинают народу доказывать, что их руки и совесть чисты, как снег на Северном полюсе… Прямь ангелы. Ну а потом… А потом, дочка, всё на свои места становится. И выиграет тот, кто в смутное время поближе к сильному был. И поддержал. Здесь мелочей не бывает. Такие вот дела». Елена Сергеевна не сказала отцу, что её перестала волновать карьера мужа. Зачем расстраивать старика, для которого эта тема ещё недавно была смыслом жизни? Просто она осознала, что Павел, её сын, незаметно для неё вырос, стал мужчиной и сам будет выбирать свой путь. Когда вернётся домой.