Уходя, капитан услышал слова, брошенные вдогонку:

– Нельзя опоздать туда, куда должен прийти.

Вскоре Пьёвро и Ги прибыли к жилищу доносчика. Спрут приблизился к двери и прислушался. Внутри дома было тихо. Моряк постучал. Дверь со скрипом приоткрылась.

– Дурной знак, – прошептал Спрут.

– Для кого, – так же тихо отозвался юноша, – для нас или для тех, кто здесь живёт?

– Для всех, – обронил Пьёвро и бесшумно вошел внутрь.

Ги задержался на улице, осматриваясь по сторонам. Он явно нервничал. Заглядывая в дверную щель, увидел часть длинного коридора. На полу были разбросаны всякий хлам и деревянная утварь. Пылинки летали в воздухе, подсвеченные солнечными лучами, пробивавшимися через многочисленные дыры обветшалой крыши. Парень ловко протиснулся в дверь и стал осторожно красться. Пространство домишки медленно и постепенно открывалось его глазам, но он нигде не видел Спрута. Сердце Ги заколотилось, дыхание сбилось. Он сглотнул ком в пересохшем горле и позвал шепотом:

– Спрут, Спрут, капитан!

Тот не отзывался. Шагнув дальше, юноша вскрикнул. Ужас сковал его. В этот момент кто-то схватил его со спины, чужая рука закрыла ему рот. Это Пьёвро ухватил мальчишку, чтобы сдержать его крик.

Пред ними предстал хозяин дома, уставившись ледяным взором на незваных гостей. Его тело болталось в петле под потолком. Беззвучный вопль застыл на искаженном ужасом лице. Доносчик был мёртв уже несколько дней. На зловонный запах уже сбежались крысы.

Капитану припомнились слова уличного проповедника. Обычный покойник теперь казался зловещими происками тёмных сил, и от этого стало не по себе.

«Такого я точно не ожидал! Неужто слова толстяка были правдой, и его видения начинают сбываться?!»

– Тише, малыш, – прошептал Спрут, – надеюсь, у тебя крепкий желудок.

Капитан отпустил парня и двинулся к покойнику. Ги перекрестился:

– Святые угодники!

Пьёвро вытащил меч из ножен и одним взмахом перерубил верёвку. Труп с глухим звуком обрушился на пол, распугав крыс. Спрут прикрыл нос плащом, защищаясь от смрада, и придвинулся к нему. Кафтан на покойнике был совсем новый. На самом теле не было ни увечий, ни колотых ран, только синие следы от петли на шее. Странным казалось лишь то, что рот и подбородок расставшегося с жизнью были со следами запекшейся крови, наличие которой у висельника и смутило капитана.

«Что-то не похоже на обычное сведение счётов с жизнью», – подумал Пьёвро.

Он поднялся с колен и огляделся. В комнате было грязно, столы и лавки были повалены набок.

«Последний раз здесь пировали», – размышлял Спрут, глядя на обилие кухонной утвари и опустевшие винные бочонки.

Это объясняло беспорядок, и желание хозяина принарядиться, но не давало ответа на вопрос, что он забыл в петле.

«Возможно, причина погрома была иная, здесь что-то искали».

Парень топтался на месте, не решаясь сделать ни шагу.

– Ги, проверь одежду этого бедняги, – скомандовал капитан.

Юноша неохотно повиновался и брезгливо придвинулся к телу. Пьёвро шагнул вперёд, чтобы лучше рассмотреть то, что лежало на полу. Его сапог ступил во что-то липкое.

– Медуза тебе в глотку, – ругнулся Спрут.

Он переставил ногу обратно, всмотрелся в свой след и замер. Ги, обыскав покойного, подошел к наставнику со словами:

– Спрут, его кошель полон серебра! Негоже брать вещи самоубийцы. Не к добру это. Им место в аду, как и ему.

Пьёвро жестом указал юноше на месиво, в которое сам ступил случайно.

– Что это? – спросил Ги.

Спрут задумался, прикусив губу, а после сказал:

– Кто разбогател, не лезет в петлю и не накладывает на себя руки, пока звенит кошель. Кто же будет тратить монеты? Жижа, что растоптал мой сапог, – его требуха. Он выхаркал себя прежде, чем удавился. Раскрой глаза: незапертая дверь, добро на месте. В первую очередь вор выпотрошил бы его, как селёдку. Но нет! Его отравили. Но кто-то очень хотел, чтобы это выглядело, будто он сам свёл счеты с жизнью. Кто-то хотел скрыть убийство! Уходим.