Примчавшиеся по тревоге из Лозницы гайдуки поражены были не меньше селян. Гадали, кто ж это мог сделать такое с этими проклятыми башибузуками, туда им и дорога. Но тот, кто сделал это… Не страшнее ли он всех башибузуков вместе взятых? Селяне же, с коими староста провел беседу, твердили все как один, что ни о чем таком не знают, всю ночь сидели и тряслись, а тут вот решились-таки поглядеть, что на дороге творится, ну и набрели на красу эдакую. Слобо убедил всех, что рассказывать про то, что им взялся помогать чуть ли не черт лысый, опасно, мало ли что. Зачастят потом в Лешницу всякие с расспросами, мол, а чего да почему, и не отвадишь их. Нет, тут надо было молчать и на все расспросы отвечать «ничего не знаем, ничего не видали, идем – а тут эти валяются, в пихтию[80] покрошенные». Селяне быстрехонько смекнули, что так для них лучше.

Пока они жались подальше от этого страшного места, гайдуки деловито стащили турок, а вернее – то, что осталось от них, в кучу возле дороги.

– Эй, селяне, а яму кто копать будет? – спросил их главный у гайдуков.

Селянам не очень-то и хотелось, но ничего не поделаешь, делать-то с этими нехристями надо что-то. Пока копали они, гайдуки срубили деревья у дороги – на дрова. Когда яма была готова, закинули туда сперва дров, после побросали останки, сверху – снова дров, вылили пару баклажек ракии и подожгли. А куда их еще девать-то? Дым от того костра виден был по всей округе. А оружие нехристей и всё то, что валялось на дороге и имело хоть какую-то ценность, особливо дукаты и украшения, было собрано гайдуками и увезено. Прежним-то хозяевам оно все равно уже не понадобится, а на дороге оставлять это негоже, все равно растащат.

Вся округа бурлила, как разбуженный улей. Сперва эти башибузуки, пришедшие откуда-то из-за Дрины, и натворившие дел. А потом – их растерзанные останки на дороге. И чего только про это не говорили. И что мертвые встали отомстить душегубам. И что они сами друг с дружкой передрались из-за добычи. А иные шептались – то ли прослышали что, то ли сами смекнули – что вукодлак[81] пришел с Цер планины и рыщет по округе, ищет себе новую жертву. В соседних селах люди теперь боялись выйти за забор, а детей перестали пускать в лес за хворостом. Лешничане же на это только посмеивались. «Наш Вук, – говорили они, – нас не тронет».