– Что вам здесь надо?! – закричала она пришедшим, ничуть не смутившись. – А ну пошли вон!

Губы ее алели особенно ярко, а на щеках разлился греховный румянец. Ах, Любица!

– А ты не кричи, Любица. Мы за твоим полюбовничком пришли, дельце к нему есть.

– Прочь, прочь от меня! – орала Любица, пытаясь натянуть ткань рубашки на свою пышную, как погача, грудь. – Кто меня тронет, тому не поздоровится!

Сказала она это с такой уверенностью, что мужики замерли. Вдруг со двора раздались какие-то крики, вспыхнул яркий свет. Наскочив на кого-то во тьме, Слобо выбрался наружу и глянул в сторону крыши, куда в ужасе указывали соседские парни. Такого ни староста, ни кто-либо из пришедших навестить Любицу этой ночью, не видывали в жизни. Над трубой с шипением и треском зажегся огненный шар, разбрызгивая во все стороны жидкое пламя. Искры снопами посыпались на крышу из дранки.

– Ай, сейчас займется! – закричали внизу. – Выводите, выводите всех из кучи!

Но – вот чудо! – ничего не занялось. Дальнейшее было неописуемо настолько, что селяне вместе со старостой только глаза повыкатывали да рты пооткрывали. Огненный шар со свистом поднялся вверх и взорвался над крышей, окатив всех волной жара. И из этого пламени вылетел он, крылатый огненный змей. В легендах и песнях не напрасно прозвали его Огнезмием. Как и положено змею, тело его, длинное и чешуйчатое, было будто соткано из огня. Со стороны казалось, что оно светится как горящий костер, если туда не пожалеть дров. У змея наблюдались также морда с шипастыми наростами, когтистые лапы, крылья и длинный хвост. На какой-то миг Огнезмий завис над ними, горя и плюясь жидким огнем, а потом со свистом устремился куда-то ввысь и растаял на глазах, сверкнув напоследок, как молния.

– Эта… – пытался сказать что-то Слобо, показывая рукой вверх и подбирая слова, но они никак не хотели подбираться. – Эта…

А потом заговорили все и разом.

– Господи, Боже! – кум перекрестился. – Да никак это черт али кто?

– Дело тут нечисто. Пусть святой отец…

– Так выходит, Любица наша с нечистым знается?

– Да никакой это не черт, вот еще чего удумали! – вклинился в их бухтение женский голос.

Это Любица вышла на крыльцо, кутаясь в шаль.

– И отцов ничьих звать не надо. Зря вы ко мне вломились, да теперь уж…

– Любица, а, Любица, что ж ты творишь-то? – послышались голоса. – Знаешь, что мы с тобой за это…

– А вот попробуйте, он вам всё село спалит тогда.

– Но… как… – староста всё пытался подобрать слова. – Как ты вообще можешь так, а, соседушка? Вроде сколько лет бок о бок живем. На кафу к тебе заходим. И что? На всех нас беду накликать хочешь? И как нам с тобой поступать теперь?

– А ты лучше за дочкой своей присматривай. За мной не надо, ты мне не отец и не муж, – огрызнулась Любица.

От этих слов у старосты подкосились ноги. Догадка в его голове выросла и окрепла, превратившись в уверенность. Не говоря ни слова, он развернулся и побежал в сторону своей кучи. А бежать было неблизко, на тот конец села. Староста бежал – и останавливался, дабы перевести дух, а потом снова бежал. Остановки становились всё дольше и дольше, а бег всё более походил на небыстрый шаг. Кум и кузнец увязались за ним, но подотстали, – всё ж таки, не козлы какие, чтоб по горам скакать.

Сильно запыхавшись, прибежал староста к своей куче. Тут было темно и тихо, над крышей не летали никакие Огнезмии. Слава Богу! Но с другого бока… Когда староста вошел к себе во двор, у него похолодело внутри – пес, его пес, который заливисто лаял на все село, стоило чужакам подойти близко, опять забился в щель сарая и там жалобно поскуливал. Вот оно!