Пятое. Закрыть наконец все эти богадельни, госпитали, сиротские дома и прочую дребедень. Денег на них тратится уйма, а толку никакого. Народ должен работать. Иначе он разленится, а лениться народу нельзя позволять, ради его же блага.

Шестое. Запретить нищих и убогих. И ввести наказание за помощь им. Или нет, надо действовать умнее: ввести патенты для нищих и взимать налоги, как раз и казну пополним.

Седьмое. Изгнать всех этих жидов из банков и промышленности. Не доверяю я им, все они одинаковы. Только и ждешь, что в спину ударят. Заодно с ними и цыган тоже выгнать, уж больно вороватые и шумные.

Восьмое. Поощрить братьев Луньевиц: присвоить одному из них генеральский чин, а другому, чтоб не обижался, отдать подряды на военные поставки.

И да, девятое – запретить наконец носить эти жуткие опанки, обуть всех в нормальную обувь, в сапоги и туфли, а то стыдно ведь перед цивилизованным миром. И обязать носить кружевные подвязки, как в Европе.

И… Господи, бежать, надо срочно бежать из этой проклятой страны!!!

Смех перешел в лошадиное ржание.

– Господа, – сказал с улыбкой Апис, он же полковник Драгутин Дмитриевич, поправляя окровавленную повязку на голове, – вам не кажется, что мы очень вовремя навестили королевскую чету?

– Апис, тут сообщают – наши убрали премьер-министра и министра обороны. И да, братьев королевы тоже. Сегодня воистину великий день!

– Живела Србия! – закричал Апис в ответ на это и выстрелил в потолок из револьвера.

– Живела Србия! – взревела вся королевская спальня, а далее крики и выстрелы раздались уже по всему дворцу и даже стали доноситься с улицы. – Живела Србия!

– Никогда еще Черная рука не была так сильна, – продолжил Апис, когда крики в комнатах стали утихать. – Но это только начало. Мы организуемся, мы сформулируем наши цели и способы их достижения. И пусть попробует кто-то встать у нас на пути!

– А что нам написать в утренних газетах? – спросил королевский секретарь Попович, тоже участвовавший в мятеже.

– Надо, чтобы в газетах написали что-то типа: «Тысячи людей утверждают, что сегодня около полуночи на востоке было видно небесное сияние, из которого показалась рука Карагеоргия, благословляющая Белград. Эта рука предсказала перемену в судьбе многострадального сербского народа. Сам Бог уничтожил род Обреновичей!» – ответил Апис. – Попович, записываешь? Молодец. А дальше… Что, собственно, дальше? «Да здравствует законная династия Караджорджевичей!»

– Не торопись, – сказал Попович, – не успеваю записывать. Кого ты там в короли назначил?

– Караджорджевича. Петра.

– Ааа, этого. Будет, значит, Петр I.

– Пусть будет, – Апис ухмыльнулся. Он был в приподнятом состоянии духа и не обращал внимания на кровь, текущую по лицу из-под повязки.

– Не рано ли мы радуемся, господа? – спросил бывший адъютант его величества. – А то как сейчас зарубежные державы…

– А что зарубежные державы? Начнут войну? Не смешите мою бабушку! – ответил Апис. – Побухтят у себя в газетах да успокоятся. И даже приедут на коронацию. Никто не вступится за убиенного короля сербского, чай не эрцгерцог какой. Войны не будет. Даже жаль бедолагу, никому-то он не нужен, разбежались от него буквально все, начиная с собственного отца.

– Может, того? Похороним их по-человечески?

– Этих-то? – Апис скроил брезгливую гримасу. – Пусть поваляются до завтра. По мощам и елей. Не подоспей мы вовремя, что б они со страной сделали и со всеми нами? Нет, погребения они не заслужили. И что-то я не припомню, чтобы его двоюродный прадед Милош Обренович хоронил Карагеоргия с почестями, каких вождь был достоин. Только голову отрезал и отправил белградскому паше. Пусть скажут спасибо, что мы этого не делаем.