– Виноват, товарищ генерал!

– Хрен ли толку, что виноват?! Из-за тебя Платов может из контингента вылететь!

– Никак нет!

– Что «неткаешь», Шаталов? Не тебе решать такие вещи! И даже не мне!

– Мы с полковником Платовым с Кандагара вместе. Мой косяк – мне и расхлебывать. Вешайте всех собак на меня.

Чувствуя, как предательски дрогнули руки, Шаталов распустил завязки папки. Думал, обойдется. Не обошлось. Он положил на край стола вымученный накануне рапорт.

– Защитите Платова! Вы же сможете, Виктор Ильич!

Сомов взял листок в руки. Прочитал, поднял взгляд на Шаталова.

– Ты что удумал, майор? Красивых жестов мне тут не надо! Ни красивых, ни глупых! Куда пойдешь, на гражданку?! Ты боевой офицер, у тебя призвание!.. Или ты со мной торговаться вздумал? За место в контингенте? Такое не пройдет!

– Никак нет! – ровным голосом возразил Шаталов. – Прошу рассмотреть рапорт. Выслуга лет позволяет мне завершить службу.

Замолчавшие ненадолго отбойные молотки заколошматили снова.

– М-да… – Сомов открыл ящик стола и опустил рапорт туда. – Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь… Твой контракт будет расторгнут по соглашению сторон. Посидишь сейчас в канцелярии, оформим все сегодняшним днем. Американцев попробуем успокоить липовой бумажкой о том, как ты был с позором уволен из рядов… и все такое. Платова я им не отдам.

– Спасибо, товарищ генерал, – сказал Шаталов сквозь окружившую его ватную пелену. – Разрешите идти?

Сомов посмотрел на него по-отечески:

– Как же ты так влип, сынок? Иди.

Шаталов встал, отдал честь и вышел. Сомов расстегнул верхнюю пуговицу кителя, дернул за ворот тельняшки, захотелось больше воздуха. Достал из шкафа графин с коньяком, плеснул в стакан. Выпил одним глотком.

Ватная тишина окружила Шаталова коконом. Он передвигался из точки в точку, из кабинета в кабинет, отвечал на вопросы, отдавал и брал документы, ставил подписи. Ожидая последнюю печать, стоял у окна, прижимался к стеклу горячечным лбом, смотрел, как рабочие в оранжевых касках быстро и бесшумно разбирают на куски тротуар и кидают в кузов грузовика черные ломти.

Потом он спустился на проходную, сдал пропуск сержанту охраны, вышел к телефонам и набрал номер.

– Я отстрелялся, Лерик, – сказал Шаталов. – Забери меня отсюда.

Вышел на широкое гранитное крыльцо. Хотел сесть на ступени, но постеснялся. К счастью, ждать пришлось недолго.

Мимолетное обещание Лерика – «Встречу, как отстреляешься!» – исполнилось не совсем так, как предполагал Шаталов. У тротуара скрипнуло шинами нечто черное и лакированное – назвать «транспортным средством» язык не повернется. Из водительской двери, как черт из табакерки, выпрыгнул пацан призывного возраста. Белая рубашка, галстук, кожаный пиджак.

– Андрей Иваныч? – крикнул он Шаталову через капот. – Валерий Дмитриевич велел вас подобрать и доставить к нему, садитесь скорее!

Шаталову не хотелось, чтоб его кто-то подбирал, да и чтоб доставлял – тоже не сдалось, но это же Лерик, с ним все всегда с ног на голову. Хотя мог бы и сам встретить, конечно.

Переднее пассажирское сиденье было задвинуто до упора вперед, из чего напрашивался вывод, что здесь принято садиться назад. Принято так принято.

– Сначала в общагу, – велел Шаталов и успел разглядеть в зеркале заднего вида недоумение в глазах водителя.

Адреналин гудел в голове, накатывал волнами, стучал набатом. И лучше бы забиться в какую-нибудь нору, переварить, осмыслить, успокоиться, но сейчас не хотелось «лучше», скорее наоборот.

Через пару часов Шаталов, уже в штатском, сдал куртку надменному гардеробщику ночного клуба. Мордоворот-охранник на входе в зал уставился с подозрением, словно взвешивал: сразу завернуть нездешнего мужика по дресс-коду или для приличия сначала перекинуться с ним парой фраз, а потом уже дать отлуп.