– Да, лучше. Спасибо, Мартин, – она повернулась. – Спасибо за все, что вы мне сказали. Я думаю, штурмфюрера с проникающим взрывным ранением живота надо оперировать в первую очередь. У него значительная кровопотеря, разрывы паренхиматозных органов.

– Да, фрау Ким, я абсолютно согласен, – кивнул Виланд.

– Тогда готовьте пациента.

– Вы будете оперировать?

– Нет, рука еще пока не та. Но я буду руководить тем, как это делаете вы.

– Йохан, смотри.

Шлетт дернул его за рукав. Он повернул голову.

Маренн спрыгнула с проехавшего БТРа и ждала на противоположной стороне дороги, когда можно будет перейти.

– Зачем? Ну, зачем? – он первым подошел к ней, остановив проезжающую машину. – Ты не слушаешься доктора Виланда?

– Нет, не слушаюсь.

– Пойдем. У нас сегодня скромный постой. Всего лишь небольшой глиняный домишко, в нем холодно, но мы натопили.

Он взял ее за руку и повел за собой. В небольших сенях, уставленных старыми, перекосившимися бочками, они остались одни. Она видела, как он хочет ее поцеловать, но сдерживает себя. Тогда она сама прикоснулась губами к его губам.

– Нет, нет, – он сделал над собой усилие, чтобы не ответить. – Виланд сказал: одно неосторожное движение – и начнется кровотечение.

– Он всегда преувеличивает, этот доктор Виланд, – она поцеловала его в нос. – Все будет хорошо. Движения полезны. Я всегда говорю своим больным: если можете ходить, ходите, не надо лежать и ныть. Когда мышцы действуют, кислород поступает, сердце бьется, то все неприятности проходят быстрее. Все будет хорошо. Я приехала, чтобы остаться с тобой на ночь. Если ты этого хочешь…

– Хочу ли я? Ты еще спрашиваешь!

– Только не клади меня на спину, начнется сильный кашель, он может спровоцировать кровотечение. Не забывай, я ничуть не меньше Виланда знаю, что можно, а что нельзя. Он – перестраховщик. Хотя трудно упрекнуть его в том, что он обо мне заботится. Все, только не на спину, ладно, Йохан?

– Йохан, здесь переключили от Дитриха, – за дверью послышался голос Шлетта. – Что-то срочное.

Он поднял голову.

– Меня?

– Нет, фрау Ким.

– Меня? – она пожала плечами, села на кровати.

– Мне надо одеваться. С повязкой это не быстро.

– Сейчас, подожди. Одеваться не нужно.

Он встал, застегнул китель, вышел из комнаты в сени. Она накинула на плечи полосатый плед, забралась на кровать с ногами. Он вернулся спустя минуту, неся с собой аппарат на длинном шнуре.

– Вот, – он протянул ей трубку, и только сейчас она заметила, что он снял обручальное кольцо, остался только перстень на правой руке.

– Спасибо, – она взяла трубку.

– Да, это я. Что? Из Берлина?

Она вздрогнула, испытав замешательство.

– Ну, хорошо, давайте.

Йохан поставил аппарат на пол. Лег на постель рядом, положив ноги в начищенных сапогах на спинку кровати. Она заметила, что он смотрит на нее. Они думали об одном и том же.

В трубке затрещало.

– Мама, – через мгновение Маренн услышала голос Джилл.

– Джилл, девочка моя, – она радостно улыбнулась, с сердца точно упал камень.

– Джилл, что случилось? Ты заболела?

– Нет, мама, я здорова…

– Ну, хорошо.

Йохан закурил сигарету, потом взял с тумбочки открытую бутылку коньяка Хенесси, отпил из горлышка. Проведя пальцами по ее спине, сдернул с Маренн плед.

– Мама, я сижу на Беркаерштрассе, чтобы получить возможность поговорить с тобой, – продолжала Джилл взволнованно. – Жду, пока дадут связь. И то мне помог бригадефюрер, а то меня близко бы никто не пустил.

– А в чем дело, дорогая?

– Мама, тут что-то происходит, я ничего не понимаю.

– Что происходит?

– Ко мне на Беркаерштрассе все время приезжает штурмбаннфюрер Менгесгаузен.