…«Провинциальное обозрение». Памяти Михаила Матвеевича Стасюлевича. П. Д. Боборыкин «Прорыв в вечность». «Баллада о рыцаре без лошади», стихотворение Александра…

Надрывая бумагу непослушными руками, Саша перелистнул на стихотворение. Прочитал несколько строчек. Затем встал, сгреб костыли и застучал по комнате.

Никаких сомнений. В знаменитом журнале «Вестник Европы» за март 1911 года сразу следом за повестью П. Д. Боборыкина «Прорыв в вечность» была напечатана баллада его сочинения, под его именем. Бегло прочитав балладу, Саша удостоверился, что это именно его текст. Мысли пребывали в полном беспорядке. Он хотел кинуться к инженеру, но застеснялся. Битый час Саша то садился, то поднимался, гремя костылями, то хмурился, то улыбался. В сущности, в его жизни никогда ничего не происходило. Он оказался не готов к первому полноценному, полнокровному и бескомпромиссному событию.

Когда вернулась матушка, Саша буквально наскочил на нее и едва не сбил с ног.

Затем он показывал ей журнал, а она признавалась, что когда-то давно передала несколько его стихов одному профессору университета, которого встречала у купеческих барчуков, и, видимо, через него как-то все и устроилось. Матушка сетовала, что тот профессор не сказал прежде ей, чтобы она могла упредить его, Сашу. Саша читал свою балладу, как заправский поэт, вытянувшись в струнку на костылях в комнате инженера. Матушка держала раскрытый журнал перед его лицом, когда он опирался на костыли, так как Саша не помнил своих баллад наизусть. Инженер и хвалил, и немного критиковал, но больше хвалил, а затем все аплодировали. Юный поэт изящно кланялся и даже ни разу не упал. Вечер пролетел мгновенно, как и должны пролетать вечера в юности и как они никогда не пролетали у Саши. Он скоро утомился и рано пошел в постель. Ему снились многотомные сны с продолжением, и поутру он не вспомнил ни одного.

На следующий день был выходной, и все остались дома. Саша сидел на кровати, зачарованный и хмельной от глубокого глотка судьбы. Матушка все не могла насмотреться на улыбающегося сына, как будто видела его впервые. Саша уже успокоился и степенно листал «других», как он особенно подчеркнул в беседе с инженером, авторов. Петербургская весна за окном силилась изобразить что-то вроде солнца. Получился этакий желток, размазанный по облакам, но в общем вполне сносно. В коридоре послышался шум. Кажется, там кто-то переговаривался. Почти сразу в их дверь постучали, они откликнулись, и инженер учтиво пригласил в их комнату незнакомца.

– Это к вам, гость.

Инженер ушел к себе. А мужчина остался стоять в дверях в нерешительности.

– Простите, я позволил себе взять ваш адрес в редакции…

Он запнулся, его взгляд упал на обложку журнала, который держал в руках Саша, и гость продолжил:

– … «Вестника Европы».

Матушка поднялась.

– Простите, с кем имею честь?

И тут Саша с несвойственной ему прытью вскочил с кровати, едва не забыв костыли и не рухнув перед посетителем на пол. Он выглядел ошалелым.

– Мама, ну что ты, что ты? – запричитал он, почти захлебываясь.

Саша встал рядом с вошедшим, поклонился ему, поклонился матушке, несколько неказисто вытянул руку в неопределенном направлении и произнес:

– Матушка, позвольте вам представить: Блок, Александр Александрович.

И, внезапно обессилев, Саша опустился обратно на кровать.

– Как же так? – озадаченно спросила матушка.

Она не спешила предложить гостю стул. Ошарашенный Саша вытащил из ящика стола фото, очевидно, вырезанное им откуда-то.

– Вот. Это он. Там подписано.

Матушка нацепила очки и, как заправский жандарм, начала сверять изображение с оригиналом. Во время всех этих манипуляций Блок послушно стоял как ни в чем не бывало. Наконец матушка спохватилась: