– Танька, хватит орать, – взмолился Никита, заходя в кухню следом за дочерью. – Возможно, наши соседи еще спят.

–Точно! – воскликнула Таня и зажала рот рукой.

Несколько секунд она стояла посреди кухни с мученическим видом, а потом чуть взвизгнула.

– Детка, держи себя в руках, – попросила я, бросаясь накрывать на стол.

– Не могу! – забормотала Танька виновато. – Не могу больше! – Она заметалась по кухне, а потом, не найдя ничего лучше, выскочила на балкон и заорала на всю улицу: – Я еду на море! С папкой – на море!

– Какой ужас! – вздохнул Никита, не отрывая взгляда от айфона. – Надеюсь, вы положили нам успокаивающий чай?

– Для Танюши?

– Нет, конечно. Для меня.

Я подбоченилась.

– Зачем тебе чай? Лучше утром и вечером принимай по стакану вина. Нервы будут как канаты.

В коридоре послышалось шлепанье босых ног. Мы с Никитой повернулись к дверям. На пороге появился Сёма и чуть сощурился от яркого солнца, заливающего кухню.

– Выспался, родной? – Я с гордым видом выудила из духовки пиццу и стала нарезать ее на куски.

– Нет, – буркнул Сёма, крепко-крепко прижимая к себе любимого медведя. – Я очень плохо спал. Соседский кот опять всю ночь клацал когтями, а от простыни воняло порошком.

– Наверное, ты просто переволновался, – предположил Никита, отодвигая для сына стул.

Сёма закатил глаза.

– Вот только не надо тут лекций по психологии. Я вообще решил никуда не ехать.

– Что?! – воскликнули мы одновременно с Никитой.

– Да-да, вы не ослышались: я остаюсь в Воронеже. – Внук с серьезным видом сел на краешек стула. – Нужно присмотреть за бабушкой. Неужели ты не понимаешь, папа? Нельзя оставлять старого человека одного. Мало ли что может случиться?

– Вообще-то я не старая, – на всякий случай оскорбилась я, а потом быстро налила всем чая. – Мне всего-то пятьдесят восемь. И я полна сил, так что можешь за меня не волноваться.

Внук оглядел меня с нескрываемым скепсисом.

– Ты неуклюжая и невнимательная. Ты можешь поскользнуться в ванной и стукнуться головой. Или съешь что-нибудь не то. Кто вызовет тебе «Скорую»? Кто сделает холодный компресс?

– Ничего я не поскользнусь! – возмутилась я. – Отродясь нигде не поскальзывалась.

– Нет, и не уговаривайте, – замахал руками Сёма. – Я принял решение. Я останусь дома.

Никита позеленел.

– Спокойно! – прошипела я и, присев рядом с внуком, подчеркнуто нежно обняла его за тощие плечики. – Сёма, ты совсем чокнулся? За тебя уже деньги уплачены, что значит – дома останешься?

– Папа всё уладит, – пробормотал Сёма с сомнением. – Он всегда всё улаживает.

У меня задергалась бровь, закололо в сердце. И как нам теперь выкручиваться? Пару раз я качнулась на стуле туда-сюда, а потом в задумчивости убрала с пижамы внука с десяток катышек.

Ой, что это? Никита мне подмигивает, или у него начался нервный тик? Я посмотрела на зятя вопросительно. Он всплеснул руками и изобразил крайнее оживление:

– Сёма, мы же совсем забыли тебе сказать! Бабушка тоже уезжает, ага. К подруге на дачу. Они будут полоть грядки и жарить шашлыки. И ванной там нет, только летний душ, правда, Нина Львовна?

– Конечно! – кивнула я, на нервной почве хватаясь за кусок пиццы. – И есть я обещаю редко и только свеженькое.

– Правда? – Сема, кажется, слегка расстроился.

С балкона вернулась Танька и тоже схватила себе ломоть пиццы. Вид у девчонки был слегка чокнутый: глаза странно сверкали, волосы спутались, а пижама перекрутилась.

– Может, Сёма боится лететь на самолете? – предположил Никита, передавая сыну чашку чая. – Может, он у нас того? Трусишка?

Сёма ощетинился:

– Сам ты трусишка! А я просто человек, способный к статистическому анализу и прогнозированию.