— Почему ты такой вредный?! — взвизгнула Танька и попыталась затопать от злости — вот только правая нога у нее как-то неудачно подвернулась, и наша девочка с грохотом завалилась на пол.

Конечно, я тут же бросилась ее поднимать.

— Детка, милая, ты цела?

Танька потерла ушибленную коленку, а потом с огромным интересом взглянула на босоножки:

— Ух ты! Каблук сломался.

На нашу массажистку было больно смотреть.

— Лизонька, мы всё возместим! — затараторила я, пытаясь как-нибудь приладить каблук обратно. — Мы дадим вам тапки и оплатим такси до дома. Только не расстраивайтесь, пожалуйста. Это же последнее дело — расстраиваться из-за таких мелочей.

Массажистка несколько раз глубоко вздохнула, а потом с несчастным видом повернулась к Сёме.

— Давайте продолжим.

— Ой, мне, кажется, в туалет надо. Я прям мигом, — пробормотал Сёма, проворно выскальзывая из-под рук массажистки и убегая из комнаты.

Следующие несколько минут прошли в гробовом молчании.

— Может, чаю? — наконец предложила я, чтобы хоть как-то разрядить обстановку. — Я как раз пирог испекла.

Никита поглядел на меня с удивлением.

— Ну, то есть в кулинарии купила, — поправилась я смущенно. Эх, как ни крути, а «испекла» звучит так уютно, по-семейному. Жаль, что бог кулинарного таланта не дал. — Так что? Ставлю чайник?

— Извините, но меня еще другие клиенты ждут, — напомнила Лиза и поморщилась.

В комнату вернулся Сёма. Он крайне неохотно прилег на диван и всхлипнул.

— Сёмочка, ты чего? — испугалась я.

— Птенчика жалко.

— Господи, какого еще птенчика?

— Утром я читал книгу, и там был рассказ про то, как птенчик выпал из гнезда.

— И что с ним случилось? — с интересом спросил зять. — Его съела кошка, да?

— Нет! — еще раз всхлипнул Сёма. — Птенчик научился летать и вернулся в гнездо.

Я невольно всплеснула руками.

— Так почему же ты плачешь?

— Я представил, что его могли замучить какие-нибудь злые дети…

— Но ведь не замучили же!

— Ничего ты, бабушка, не понимаешь, — буркнул Сёма и отвернулся к стене.

Лизины руки вновь опустились на худенькие мальчишеские плечи и, наверное, с минуту просто гладили их, помогая малышу расслабиться. Видимо, это было приятно, потому что Сёма перестал напоминать странную загогулину и раскинулся по дивану звездочкой. Я сразу повеселела и опять взялась за рекламу:

— Лизонька, у вас такая фигура чудесная, вы, наверное, в тренажерный зал ходите?

— Нет, что вы, — растрогалась массажистка. — Я такая от природы.

— А-а, ну и правильно! — закивала я. — Нечего себя тренировками изнурять. Вам еще рожать, то-сё.

Лизонька так разрумянилась, что ее лицо стало похоже на яблочко.

— У вас такие чудесные глаза! — продолжила нахваливать я. — Вот Никита не даст соврать.

Я посмотрела на зятя. Его лицо совсем ничего не выражало. Опять где-то витает? О балках задумался? Еле сдерживая раздражение, я помахала ладонью перед его глазами.

— Никита, ау? Ты с нами?

— А? — Он так заморгал, словно только из транса вышел.

Я сложила руки на груди.

— Ты хоть запоминаешь, как ребенка массировать, паразит? Или ворон считаешь?

Никита вздохнул:

— Конечно, Нина Львовна, я всё запоминаю. Я крайне ответственно подхожу к здоровью своего ребенка.

Массажистка очаровательно улыбнулась и перешла от поглаживаний к разминанию. Сёма заёрзал.

— Сёмочка, неужели ты не можешь пять минут полежать спокойно?! — воскликнула я, сожалея о том, что не хряпнула накануне рюмочку валерьянки.

— Могу, — буркнул Сёма и с наслаждением зевнул. — Но не сейчас. Сейчас мне опять в туалет надо. Вы же меня извините?

Когда он опять убежал из комнаты, Лиза встала с дивана и покачала головой.