– Ничего с вами, деревенщинами, не произойдёт страшного, если вы немного разминётесь! – нагло хмыкнул стражник, поигрывающий кинжалом, готовый в любой момент метнуть его в цель.

Офелия, зыркнувшая наружу из-под полога фургона, тотчас показалась снаружи, как бы невзначай жонглируя десятком ножей, громко осведомляясь у мужа о причине его ругани. Заметивший то мастерство, с которой недоросль управлялась с ножами, стражник поспешил сконфуженно спрятать свой метательный кинжал обратно в чехол, однако конфликт на этом оказался не исчерпан. Карета резко остановилась, потому как Малыш и Арнолиус заметили размолвку, и теперь эттин под протестующее ржание лошадей и перепуганного кучера (тот блажил ещё громче коней) сдвинул карету наглого вельможи в сторону, чтобы товарищи могли догнать головной фургон. Животные в упряжи, кучер и два стражника на мгновение повисли на своих местах дохлыми сосисками, когда экипаж на короткий миг приподняли вверх, дружно ухнув, икнув или с шумом испортив воздух.

– Это безобразие! – донеслось изнутри кареты. – Да вы хоть знаете, кто перед вами?!

– Нет! – честно ответил Арнолиус. – Вы же не назвались! А дорогу занимать за нами не нужно, поскольку медведь, шедший следом, привык к нашему фургону, а вот на вашу карету мог отреагировать весьма дурно. Так что думайте в следующий раз, прежде чем так рисковать!

Когда балаган выехал к Променаду или рыночной площади, голова у сестёр пошла кругом – это было самое настоящее людское море, украшенное островками и рифами из магазинов. Их тут было столько, что за день не обойдёшь! Однако пересекать это скопище народу было попросту нереально, да и излишне, поэтому балаган двинулся по краю рыночной площади, которая граничила с кварталом увеселений и цирком. За оградой городка артистов было установлено множество шатров, фургонов, стендов и помостов, на которых вовсю работали зазывалы, пели и плясали артисты, а также слышались смех, аплодисменты или дружные аханья изумлённой публики.

– Ну вот мы и на месте! – улыбнулся Эванс с видом если не хозяина всего данного места, то точного дорогого и явно желанного в этих краях гостя.

– Занимайте пока свободное место на том пятачке, – указал направление рукой Арнолиус. – Разбивайте шатёр, распрягайте коней и Конана, в общем, обживайтесь. А я пока отправлюсь к начальнику этого бедлама и заплачу за наш постой.

Сказав это гном спрыгнул с облучка, направляясь в сторону небольшой палатки, разбитой прямо у входа в цирковой городок, вымпел над которой имел на себе соответствующий значок, обозначавший администрацию. У самой палатки пришлось немного обождать, поскольку начальник цирка был занят, принимая у себя главу другой труппы, и за то время, пока гном стоял у входа, он успел выкурить трубку табаку, покашлять, высморкаться и вытереть руки об ткань палатки, а также послушать интересную историю. Двое разнорабочих спорили, кто же изнасиловал гимнастку из труппы некого Лёлио, и был ли вообще совершён акт насилия, либо та врала.

– Мне кажется, что в городке появился суккуб, инкуб или некий злоумышленник, использующий возбуждающие и сонные средства, – доверительно шептал один мужчина другому. – Уже не первая дама жалуется, что чувствует лёгкое недомогание, а потом её словно разбивает паралич, и насилует кто-то очень сильный и большой!

– Я те вот что скажу! – сплюнул второй на землю. – Все циркачи ненормальные! Они сами имеют всё, что движется, просто сознаваться потом в своих залётах перед товарищами или супругами не желают. Вот и плетут всяческие небылицы, словно их кто-то изнасиловал, а сами при этом блудили всю ночь напролёт!