Вот уже и первые гости пожаловали. Рановато. Охранник глядит на ручной хронометр, потом снова через стекло. Восемь без каких-то копеек. Первый пост пропустил, видно – золотой карась плывет. Пшёнкин растирает лицо пятерней – прогоняет последнюю негу. Снежной их Королевы еще и рядом нет, а лахудра полчаса назад свинтила. Не его дело за начальство отдуваться, да видно придется.

Кортеж из трех машин неспешно движется от центральных ворот. В кармане оживает рация.

– Башня-башня? Я – крыша. Как слышно?

– Слышно хорошо.

– Принимай ш-ш-ш…

– Вот же ж, мля…

Пшёнкин сует шипящую рацию в нагрудный карман форменной куртки и, на ходу потирая занывшее колено, ковыляет к парадному входу.

За стеклом дворник Алибаба в малиновом комбинезоне монотонно скребет лопатой снежную жижу. Ему невдомек, что позади целый кортеж автомобилей. В его наушниках звучит таджикский рэп. Первое авто останавливается, за ним плавно встают и два остальных. Мотор не глушат, и он продолжает сыто урчать. Человек в черном костюме выскакивает из машины, сгребает в охапку не успевшего опомниться Алибабу и вместе с лопатой аккуратно переставляет с дороги на обочину. Так же стремительно запрыгивает обратно, и кортеж продолжает движение.

Пшёнкин наблюдает, как из запорошенного авто вылупляется Главный. Неспешно. Сперва ноги, обутые в щегольские туфли, слишком легкие, не по сезону, затем руки цепляются за металлические стойки, и вот он выносит солидный живот, а за ним голова в жестком ежике густых волос.

Мать честная! Шмырин! Народный избранник не первого созыва! Боец социального фронта! Член самой популярной партии! И попечитель. И утешитель всех малых и сирых, и прочих, и тому подобное…

И не карась вовсе, а просто рыба мечты! Пшёнкин нервно сглатывает, пятится в глубину холла. Лицо его багровеет от волнения, пальцы судорожно бегают вокруг взмокшей шеи, пытаясь ослабить воротник.

– Доброе утро, – завидев местного стража, первым приветствует его Шмырин и проплывает мимо в сопровождении двух молодцев прямиком к стойке рецепции, за которой никого нет!

Поняв, что там его не ждут, Шмырин оборачивается к застывшему неподалеку охраннику и жестом подзывает к себе:

– Одна маленькая собачка потерялась, – без предисловий начинает он. Жабьи глаза почти выпрыгивают из орбит, пугая Пшёнкина, и тот тут же тянется к рации: «Щас найдем!» – Не нужно, – останавливает Шмырин, рука его на миг касается кармана охранника и снова юркает в карман собственных брюк. – Это анекдот. Одна маленькая собачка потерялась, но ей не повезло. Ее приютила семья корейцев.

Окружение взрывается хохотом, а сам спикер, лишь кривит краешек рта.

– У меня тут рандеву со Снежаной Сергеевной. Она в курсе?

Его одутловатое лицо совсем близко. От выбритых щек тянет горьковатым парфюмом.

– Видимо, да… – неуверенно отвечает Пшёнкин и, не зная, куда себя деть, топчется на месте, озирается – ни одной бабы не видно!

– Видимо, нет… – вслух соглашается с ним Шмырин. – Одну девочку в школе обзывали страшной, тупой и толстой. Она выросла и назло всем стала депутатом Госдумы.

Поправляя флажок на лацкане, раскатисто хохочет депутат, оба его помощника, и даже Пшёнкин трясется от смеха.

– Я вот тоже тут, – отсмеявшись, путано начинает он, но спешно выруливает на прямую, – в местный орган власти, значит, баллотировался… И программа у меня есть… Только денег нет на агитацию.

– А за что агитируете? Как вас звать-величать? Ага. Пшёнкин.

– За счетчики на батареях отопления. Чтобы, значит, каждый мог по желанию греться. А не принудительно.

– Счетчики, говорите. Но у нас и по счетчикам, и без – полстраны не платит. Так-то. А вот активная жизненная позиция – это хорошо! На таких людях неравнодушных страна наша держится. И вы держитесь. Главное ведь – здоровье. Остальное не так важно. – Шмырин дружески хлопает по плечу растерянного Пшёнкина и вдруг прищуривается с хитринкой вождя мирового пролетариата.