От входной стеклянной двери доносится гулкий стук, как от удара тупым предметом. Петли визжат, и дверь с таким же стуком захлопывается. Холл наполняет эхо цокота каблучков вперемежку с частным дыханием. Мимо Бакланова и Груздина вихрем проносится та самая Выдра.

– Доброе утро, Олюшка. Что ж ты не здороваешься, красавица? – слащаво напевает Бакланов. И дальше вполголоса:

– Многостаночница ты наша.

Запыхавшаяся Ольга, не останавливаясь, бросает на Бакланова полный ненависти взгляд. Федины словесные выкрутасы остаются без ответа.

Скабрезной ухмылкой и самодовольным взглядом Федя провожает её до лестничных маршей. В памяти снова всплывают подробности вчерашнего вечера. Бакланов ловит себя на мысли, что больше всего ему интересно, с двумя ушла Ольга или с тремя, а не то, что вообще ему… изменила? Но это не измена. Ольга не клялась ему в верности, равно и Фёдор на лояльность ей не присягал.

Ушла… Да какое там! Уйти – после немеряного количества пива с водкой – выше всяких сил. Унесли её! Как чурку неотёсанную!

– Вот же ж выдра! – шипит Фёдор вслед убегающей «красавице-многостаночнице». Губы выдают нарождающееся непечатное слово. Он едва сдерживается. Вроде не ревнует, а душа кипит.

– Ты зря так, Федя, – прерывает Груздин его рефлексии, – она же…

– Да я знаю, – досадливо морщится Бакланов и делает движение, будто собирается наконец-то идти на осточертевшую работу. Останавливается, что-то вспомнив и наблюдая, как Ольга со всех ног несётся по ступенькам на второй этаж, в приёмную шефа. Тот уж давно закрыл глаза на опоздания секретарши Выдриной. Да и все знают о причине, поэтому Ольгу мало кто обсуждает, а тем более осуждает.

Входную дверь корпусом открывает пёс по имени Альберт. Мотая хвостиком и радостно поскуливая, молоденький немецкий овчар несётся к Фёдору ткнуть его мордочкой в коленку. Таким дружественным жестом он всегда приветствует Федю и только Федю. Тот приседает и давай гладить Альберту шёрстку, щекотать его за ушками.

Год назад по дороге на работу Бакланов нашёл брошенного щенка, мокрого, жалобно скулящего от промозглого дождя. Малыш прятался под кустом в парке, неподалёку от института. Принёс его Федя на вахту. Ночные директора, как называют вахтёров, с удовольствием за ним ухаживали, Бакланов носил молочко, а порой и косточек прихватывал из гастронома. Когда проходил мимо, всегда поглаживал, играл с ним. Через год щенок превратился в симпатичного пёсика. Отзывается на имя Альберт, очень любит Фёдора. Наверное, догадывается, что жизнью обязан именно ему.

Наигравшись со своим благодетелем, Альберт убегает на улицу, пару раз на прощанье тявкнув. Фёдор, махнув Капитану «пока», направляется «на галеры». Так среди молодых сотрудников зовётся работа, за которую платят копейки, а требуют полной отдачи за рубли.

Задумчиво-неторопливо Федя преодолевает давно считанные сорок ступенек до третьего этажа.

Сквозь почти выветрившийся хмель пробиваются всё новые и новые подробности вчерашнего, хотя цельная картинка упорно не хочет складываться.

Откуда взялось пятеро или шестеро собутыльников, Бакланов не помнит. Да и место гульбы назвать не мог бы, сколько ни напрягайся. У кого-то на квартире, но у кого… кто хозяин…

Ольга и Фёдор накануне повздорили, и она не нашла ничего лучшего, как надратьcя до нитевидного пульса. Последним, что смогла она сказать членораздельно, оказалось: «Я тебя ненавижу!», на что крепко пьяный Фёдор выдал, недолго думая: «Ну и вали себе! Пацаны, кому чуву надо? Берите. Я разрешаю».

Ему и в самом деле было до лампочки, что с ней станется и что Выдра о нём подумает. Да ей уж и думать не осталось чем. Фёдора навязчиво интересовало: со сколькими она ушла в соседнюю комнату – с двумя или с тремя. А если с тремя и одновременно… тут уж фантазия разыгралась не на шутку.