Широкоплечий бугай в потертом шлеме вышел из магазинчика, опустил в мотоциклетный багажник звякнувший пакет и с ревом умчался. Уставившись в пол, не рассуждая, она протянула руку, и голубая двухсотка скользнула в ладонь. Нырнув обратно в книжный, сдула табачные крошки, вложила деньги в кассу и долго рылась на полках, подбирая получше и подешевле. «Гордость и предубеждение», «Шерлок Холмс», «Голем», «Тринадцатая сказка». Заготовила фразу: «В это нелегкое время примите подарок от магазина «Зеленая дверь»!» Книги раздарила быстро: красивая старуха, неторопливо бредущая за дрожащей собачонкой, пугливая пара пенсионеров, высокая тонкая девушка, которая долго не могла сообразить, о чем речь, и благожелательный хипстер, обещавший непременно прийти в магазин, как только, так сразу. Пока рассыпались друг перед другом в любезностях, выполз на улицу заспанный Данька, прижался к маминому боку.

«Никогда уже не будут чистыми».

Юля украдкой все вытирала ладони о джинсы.

Вечером включили елочные гирлянды, шесть свечей и служку на ханукие, а подсветку погасили совсем. Полюбовались сквозь решетку на витрину, таинственно и разноцветно мерцающую, подобно сундуку с сокровищами. На небе выглянули звезды, пронзительно ясные в холодной ночи. Данька болтал без умолку, всю дорогу выбирая, что будет брать – пиццу или пончик. У входа в пекарню чуть задержались: звонил, наконец-то, хозяин книжного.

– Здравствуй, Юленька, как, что? Домой идете? Сигнализацию включила? Молодец. А скажи… магазин ведь закрыт? Точно? Ну… ладно. Слушай, Юль, тут такое дело: договорился кое с кем, будем на подхвате у kniga.il. У них сайт раскручен, а с поставками пролет вышел. Завтра сделай вот что…

Константин Иосифович долго еще расписывал в деталях, что надо сделать, и когда он подъедет, и что упаковать с утра. Голос был бодрым. Данька, сопя, тем временем обшарил Юлькины карманы, поискал в сапогах, заглянул в рюкзак – и нашел-таки двадцатку, удивительным образом прилипшую к Юлиной спине.

На седьмой день Данька доделал паззл. Промазали клеем, решили повесить дома. Юлька домыла витрину, кассу, книжные стеллажи; закончила расставлять по жанрам, алфавиту и авторам книги. Упаковала на доставку десять посылок, четыре они с Данькой доставили сами недалеко, а шесть забрал Константин Иосифович. Он пришел бодрый, громкоголосый, принес три порции фалафеля – на всех! Виски у него были белые, но пальцы больше не дрожали, крепкие стали пальцы, молодые. Из магазина напротив снова тянуло табачным дымком.

Двадцатку нашли в кошельке и сильно удивились, что там.

На восьмой день упаковывали и разносили. Вечером зажгли все свечи и долго смотрели, как ханукия горит под мерцающей елкой. Сбегали на площадь, посмотреть, как рвутся к черному небу языки огня, как шипит газ, как поет и качается человек в черном костюме.

Двадцатка сама толкнулась в ладонь у самых дверей пекарни. Выбрали пончики с шоколадом, по девять каждый. Юлька протянула банкноту, и, пока продавец набирал два шекеля сдачи, увидала, как исчез последний бледный желтый штрих.

– Знаешь, – сказала она Даньке, – это была все-таки восьмерка.

Но он не слушал.

В дверь постучали, когда оба чистили зубы, толкаясь над крошечной раковиной. В испуге переглянулись – гостей у них не бывало. Паровозиком поскакали открывать: Юля впереди, поспешно вытирая руки, Данька за ней хвостиком, схватившись за мамину пижаму. В дверях стояла хозяйка дома.

– Вечер добрый, с праздничком! А я тут вентиляцию в подвале чистила, глянь – шарик, вот, не ваш ли будет?

Снова полило за окном, поднялся ветер, заскребли ветки по стенам.