Стегала, куда попадёт и на кого Бог пошлёт. Бегала за девчонками по всей комнате пытаясь выплеснуть на них весь свой испуг, перемешанный с яростью.

Сёстры, не издавая никаких звуков, старались ускользнуть от хлёстких, сильных ударов скрученного полотенца и, вместе с тем смиренно ожидали окончания бабушкиной, вполне оправданной, агрессии. Устав бегать за девчонками, Ольга Петровна села на сундук, обессилено опустив руки. Слёз не было. Ком в горле от страха за них и позорную воровскую их наклонность не давали мыслям собраться в кучку. Всё перемешалось у неё в голове, но что – то нужно было говорить, что – то вкладывать в их неразумные головы, пока не натворили ещё более масштабных дел.

– Скажите мне, пожалуйста, как вы смогли перемахнуть забор Егора Степановича? Я, честно говоря, не верю до сих пор в то, что сделали это именно вы. Может, по доброте душевной хотите чью – то вину на себя взять? Вы мне признайтесь, мне не будет так страшно. Верочка, ты мой ангелочек, я люблю тебя до последней своей клеточки. Признайся бабушке, не иди на поводу у своей сестры – хулиганки. Учись говорить правду. Ради всего святого, скажи мне, кого вы хотите выгородить? Я никому не скажу, но от этого мне хоть немного станет легче —

Веруня подошла к Ольге Петровне, обняла её, вздохнула, как взрослая, произнесла с большим сожалением в голосе:

– Держись, бабушка, но это сделали мы. Вернее Катька наша. Она у нас такая смелая. Её бы могла съесть собака, но моя сестра оказалась хитрее сторожевого пса. Мы должны гордиться ею. Ни один человек не смог бы обхитрить этого Буяна. Ну, скажи, Катька, что это так —

Баба Оля так посмотрела на Катерину, что та поняла – нужно рассказать бабушке о том, что подтолкнуло её на такой небезопасный неоправданный поступок.

– Вчера играли со всеми ребятами в мяч на стадионе. В это время Проничкины ехали на своей лошади в сторону города. На рынок ехали. Ребята даже играть перестали. Стоят, смотрят им вслед, негодуют, что всё на базар везут. Петька говорил, что однажды даже попросил их хоть немного угостить его клубникой. Так те ответили, что на чужое добро нечего рот разевать, пусть, мол, отец с матерью побольше работают, тогда и клубнику смогут купить своим детям. Петька обозвал их жадюгами, да и все ребята этих Проничкиных не любят. Я вот тоже думаю, неужели жалко было им угостить Петьку горсткой ягод? И на продажу осталось бы, и Петька не был бы на них так зол. Ольга Петровна так посмотрела на внучку, что Катерина быстро перестроилась на другую волну

– Я тоже не приветствую того, кто попрошайничает, того, кто зарится на чужое добро, но упрекать мальчишку, что его родители мало работают, это вовсе не тактично. И когда Петька с сожалением в голосе произнёс, что с каким бы аппетитом он сейчас съел бы клубнику, у меня вдруг вылетело:

– Я тебе обещаю, что клубники ты этой наешься. Когда я посмотрела вслед уехавшей телеге с четой Проничкиных, Петька посмотрел на меня с усмешкой:

– Ну, ты даёшь, Катька! Задумала сигануть к этим жадюгам во двор? Или клянчить у них ягоду? Если только купить, но заранее предупреждаю, что из – за принципа не стану есть ту клубнику за деньги. Ещё не хватало – своим деревенским продавать. Выбрось эту затею про клубнику. Не хочу я уже её. Не маленький. Нет, Катька, не суйся к этим Проничкиным в их огород —

– Я и сама уже с сожалением думала о том, что пообещала это Петьке. Пообещала то, что так связано с риском. Но ночью этот Петька своей надменной усмешкой, стоял перед глазами. И я решила, что не стану отказываться от своих слов. Сама себе произнесла